Читать «О чём поют воды Салгира» онлайн - страница 16

Ирина Николаевна Кнорринг

Запись от 21 апреля / 4 мая 1920 г

Сегодня мне исполнилось 14 лет. Мамочка угостила меня какао, а Папа-Коля подарил общую тетрадь для дневника, а вечером собираемся идти куда-нибудь, в театр или в кинематограф. А мне ничего не хочется. Не так я думала провести этот день. В прошлом году этот день прошёл очень незаметно, все забыли о нём. Это было как раз в то время, когда нас Саенко выселял с Чайковской. Тогда я думала, что на будущий год в этот день я соберу девочек и… Воздушные замки! А теперь никакой театр меня не прельщает.

Хочу в Харьков! Хочу радостных известий… слишком многого. От всей души желаю себе счастья, на четырнадцатый год моей жизни, больше, гораздо больше, чем в прошлом. Желаю вдохновенья, бодрого настроения, надежды и веры. Хочу, чтобы на день моих именин произошёл какой-нибудь политический переворот (к лучшему, конечно). Побольше вдохновенья хочу! Сегодня я уже написала одно глупое стихотворение с длинными строчками, какое-то расплывчатое, неясное.

Запись от 22 апреля / 5 мая 1920 г

Вчера мы были в театре. Шла пьеса Джером-Джерома «Мисс Гоббс», весело было. А на душе не весело. Тоска, тоска. Что же может быть причиной моей хандры накануне таких больших политических событий? Хочется остаться одной, чтобы всецело отдаться своим думам. А думы… О ком же ещё могут быть мои думы? О Колчаке. О нём, только о нём.

Запись от 25 апреля / 8 мая 1920 г

«Лихим безвременьем овеяна, Неисчислимых бед полна, Ты вся костьми сынов усеяна, Страданьем гордая страна…»

Я думаю, когда Богданов писал эти стихи, он не думал, что Россия будет когда-нибудь в таком жалком состоянии. Что великая Русь, второе государство в мире, будет в Крыму. Только в Крыму вся «единая, великая, неделимая» нашла себе убежище.

Запись от 22 мая / 4 июня 1920 г

Скверное у меня самочувствие. Слабость такая, что еле на ногах держусь, перо совсем выпадает из рук. Завтра мы с Папой-Колей пойдем прививать холеру. Говорят, что с этой прививкой можно получить холеру и в несколько часов умереть. Как бы хорошо сейчас умереть, тихо, незаметно. Похоронят меня на уютном симферопольском кладбище, где-нибудь рядом с бабушкой, поставят чёрный крест с моим стихотворением. И ничего я не буду ни слышать, ни видеть, ни чувствовать. Но зато постигну великую тайну мира; узнаю то, что не знают живущие.

Траурный марш

То не печаль — тоска немая Летит над хладною землёй, То смерть, великая, святая, Красой невинною сверкая, Уносит душу в мир иной. …Но тот, чьё сердце не забьётся, Кто тайну мира разгадал, Кто на мольбы не отзовётся, Кто спит и больше не проснётся, Тот узы жизни разорвал. Не видит день весенний мая, Не слышит погребальный звон. Пред ним предстала цель иная, Он зрит красу святого рая, Иное счастье видит он. Он спит на крыльях упоенья, Он видит ряд желанных снов. Не пробудят в нем сожаленья Ни слёзы ближних, ни моленья, Ни грустный звон колоколов.

29 — V — 1920. Симферополь