Читать «Рассказы арабских писателей» онлайн - страница 101

— Этот сарай защитит нас от зноя. Идемте туда.

Брюхо доктора заколыхалось, он вытер свое мокрое от пота лицо и сказал:

— Превосходная мысль! Идемте.

До строения оставалось несколько десятков шагов, когда на нас вдруг набросилась огромная собака, которую мы раньше не заметили, так как шерсть ее была одного цвета с землей. Затем из хижины вышел высокий старик. Цвет его лица и одежды сливался с цветом земли, как и шерсть собаки. Он, видимо, сначала не собирался удерживать собаку, но затем вдруг как-то вмиг преобразился, морщины на его лице разгладились, он улыбнулся и поспешил унять пса. Я оглянулся и понял причину этой перемены.

Мы двигались гуськом по узкой тропинке. Старик увидел чиновника не сразу. Сначала его закрывал собой доктор, потом я. Когда же чиновник отпрянул назад, услышав тревожный лай собаки, старик заметил его — и чудо свершилось. Мы вошли под навес, или вернее в дом с тремя стенками и пологой крышей из досок и глины. Все в этом убогом строении было сделано из земли.

Я обнаружил, что не одни мы искали здесь защиты от зноя. В хижине находились жена старика и осел. Целая стая мух кружилась вокруг нечистот и облепила какой-то предмет, лежавший на полу. Если бы жена старика не пошевелилась, ее нельзя было бы отличить от пола лачуги, точно так же как нельзя было бы отличить от земли осла, если бы не его седло.

Как только мы вошли в хижину, я услышал плач ребенка, но не мог понять, откуда он раздавался. Внезапно рой мух поднялся в воздух, и я заметил молодую бедуинку, державшую на руках сверток лохмотьев землянистого цвета. Этот сверток оказался ребенком, которого она кормила грудью.

Отдавая дань долгу гостеприимства, старик пригласил нас присесть на кусок войлока, цвет которого, как и цвет всего находящегося в этой лачуге, сливался с цветом земли. Я не мог понять, каким образом земля окрасила здесь все в серый цвет. Она как будто утверждала свое право владения всем в этом доме. Все здесь казалось неотделимой ее частью.

Чиновник, не обращая ни на что внимания, сел на землю, а доктор, заметив полчище мух, выбежал из хижины. Мне не хотелось сидеть на земле, и я уселся на седло осла, которое казалось более чистым, чем все остальное в этом жилище. Осел повернул голову, посмотрел на меня своими большими глазами, вытянул шею и потерся головой о мое колено. Мне показалось, что он улыбается.

Старик заметил наше отвращение и начал извиняться.

— Мы живем в грязи, о господа. Простите нас. Если бы вы пришли к нам в дни благополучия, мы постелили бы вам чистые постели и закололи бы двух баранов.

Я удивился тому, что этот человек знал когда-то дни благополучия, и спросил его:

— А когда это было?

Он несколько раз покачал головой, глубоко вздохнул и сказал:

— О господин! Посмотри на это широкое поле, которое нельзя охватить глазом. Оно принадлежало моему отцу и отцу моего отца. Богатый урожай и много денег приносило нам это поле. У нас были жилища, где мы принимали путников, как дорогих гостей. Они находили здесь радушный прием и, уходя, прославляли аллаха и благодарили нас. Мне исполнилось тогда лет пятнадцать, а жена моя была еще невестой, ей не было и двенадцати лет. В один весенний день приехал к нам сборщик налогов в сопровождении нескольких полицейских. Не доезжая до наших палаток, они встретили мою невесту, которая загоняла скот. Один из них соскочил с коня, схватил ее и начал целовать. Кровь бросилась мне в голову. Выхватив кинжал, я кинулся к полицейскому, и через минуту он упал к моим ногам, обливаясь кровью. Сборщик налогов и полицейские убежали и донесли обо всем Кязим-паше, бывшему в то время здесь губернатором. Он послал сюда отряд солдат, нам пришлось бежать вглубь бесплодной пустыни и скрываться там до тех пор, пока у нас не иссякли последние силы. Солдаты отняли у нас все, кроме наших собственных душ да ружей. Нужда заставила нас преграждать путь путешественникам и отнимать у них то, что могло поддержать наше существование. За это мы защищали их от настоящих разбойников, рыскавших в пустыне. Но власти не прекратили своих преследований. Мой отец и старший брат попали в их руки, и оба были повешены.