Читать «Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2» онлайн - страница 2

(«Четки».– «Скит»)

399

Жатва

 Ребенком я играл, бывало, в великаны: ковер в гостиной помещает страны, на нем раз- бросаны деревни, города; рас- тут леса над шелковинкой речки; гуляют мирно в их те- ни стада, и ссорятся, воюя, человечки.  Наверно, так же, в пене облаков с блестящего в лучах аэроплана парящие вниманьем великана следят за сетью улиц и садов, и ребрами овра- гов и холмов, когда качают голубые волны крылатый челн над нашим городком пугаю- щим, забытым и безмолвным, как на отлете обгоревший дом.  Не горсть надежд беспамят- ными днями здесь в щели улиц брошена, в поля, где пашня, груди стуже оголя, зи- мой сечется мутными дождями. Свивались в пламени страни- цами года, запачканные глиной огородов; вроставшие, как рак, в тела народов и душным сном прожитые тогда; – сце- нарии, актеры и пожары – осадком в памяти, как будто прочитал разрозненных сто- летий мемуары.  За валом вал, грозя, пере- летал; сквозь шлюзы улиц по дорожным стокам с полей тек- ли войска густым потоком, пока настал в безмолвии отлив. Змеится век под лесом вере- ница, стеной прозрачной зем- ли разделив: там улеглась, ворочаясь, граница. –––––  За то, что Ты мне видеть это дал, молясь, теперь я жизнь благословляю. Но и тогда, со страхом принимая дни обнаженные, я тоже не роптал. В век закаленья кровью и сомненьем, в мир испытанья духа закаленьем травинкой скромной вросший, от Тебя на шумы жизни отзву- ками полный, не отвечал дви- женьями на волны, то погло- щавшие в мрак омутов, без- молвный, то изрыгавшие, играя и трубя.  В топь одиночества, в леса души немые, бледнея в их дыханьи, уходил, и слушал я оттуда дни земные: под их корой движенье тайных сил.  Какой-то трепет жизни сла- дострастный жег слух и взгляд и отнимал язык – был лико- ваньем каждый встречный миг, жизнь каждой вещи – явной и прекрасной. Вдыхать, смот- реть, бывало, я зову на солн- це тело, если только в силе; подошвой рваной чувствовать траву, неровность камней, мяг- кость теплой пыли. А за ра- ботой, в доме тот же свет: по вечерам, когда в горшках дро- жащих звучит оркестром на плите обед, следил я танец отсветов блудящих: по стенам грязным трещины плиты пото- ки бликов разноцветных лили, и колебались в них из темно- ты на паутинах нити серой пыли. –––––  Но юношей, с измученным лицом – кощунственным на- меком искаженным, заглядывал порою день буденный на дно кирпичных стен – в наш дом: следил за телом бледным, не- умелым, трепещущим от каж- дого толчка – как вдохно- венье в сердце недозрелом, и на струне кровавой языка сольфеджио по старым нотам пело.  Тогда глаза сонливые огня и тишины (часы не поправля- ли), пытавшейся над скрежетом плиты навязывать слащавые мечты, неугасимые, для сердца потухали: смех (издеватель- ский, жестокий) над собой, свое же тело исступленно жаля, овладевал испуганной душой. Засохший яд вспухающих уку- сов я слизывал горячею слю- ной, стыдясь до боли мыслей, чувств и вкусов. –––––  Боясь себя, я телом грел мечту, не раз в часы вечерних ожиданий родных со службы, приглушив плиту, я трепетал от близости желаний – убить вселенную: весь загорясь огнем любви, восторга, без пития и пищи, и отдыха покинуть вдруг жилище; и в никуда с безумием вдвоем идти, пока еще питают силы, и движут мускулы, перерождаясь в жилы.  То иначе –: слепящий мок- рый снег; петля скользящая в руках окоченелых и без- различный в воздухе ночлег, когда обвиснет на веревке тело.  В минуты проблеска, когда благословлял всю меру сла- бости над тьмой уничтоженья – пусть Твоего не слышал при- ближенья, пусть утешенья слов не узнавал – касался, мо- жет быть, я области прозренья.