Читать «Статьи и воспоминания» онлайн - страница 74

В "Телефонной книжке" есть и общее представление о еврейской внешности: "Есть евреи не семитического, а хамитского типа: курчавые волосы, толстые негритянские губы. Фрэз Илья Абрамович противоположной породы. Если бы под его портретом стояла подпись: "Наследник Исменского престола", всякий подумал бы: "Да, настоящий араб". Он строен, сухощав, смугл, длиннолиц, по-ближневосточному аристократичен" . "Хамитскими" Е.Л. считал и черты внешности отцовских родственников: "...все Шварцы, полногубые, негроподобные, - я, к сожалению, не принадлежал к их породе" ; зато у Антона лицо "с ясно выраженными шварцевскими чертами - не семитическими, а хамитскими: полные губы, густая шапка жёстких волос" .

Надо заметить, что место еврейских мотивов в воспоминаниях Шварца со временем только увеличивается, как с возрастом яснее проявляются еврейские черты во внешности самого писателя. (Верно, впрочем, и то, что героев-евреев в "Телефонной книжке" так много потому, что они, действительно, преобладали в окружении Шварца - литературно-театральных и врачебных кругах Ленинграда и Москвы).

К описанию евреев в мемуарах Шварца привлекается и эпитет "библейский", который обозначает, скорее, общееврейские чувства или силу их, а не библейские образы и сюжеты. Например, о Натане Штейнварге (директоре Дворца пионеров в Ленинграде) написано, что он "по-библейски обожал семью" ; у мамы М.Г. Шапиро "библейски могучий характер, что сказывалось в грозном её молчании, осуждающем и уничтожающем" ; а "старенький скульптор" Гинцбург вопит "отчасти с библейской, отчасти со стасовской яростью" . Эпитет может относиться и к неевреям, например, о Вахтангове сказано, что он "и учитель в библейском смысле этого слова" .

В "Телефонной книжке" при рассказе о русско-еврейских семьях всегда подчёркнуто Шварцем несходство во внешности и поведении супругов и непременно описываются дети от этих смешанных браков . Приведу один из примеров - семьи критика и журналиста Симона Давыдовича Дрейдена: "Он был самый длинный, патлатый и хохочущий из всех. Тощий. В очках. Необыкновенно и энергичный, и рассеянный в одно и то же время. <…> Он женился, как подобает, на женщине, вполне ему по конституции противоположной: полной блондинке. <…> Родился у них мальчик Серёжа. <…> Мальчик беленький и уж до того русский, что это просто удивительно" .

Кроме внешности (отлично понимая при этом "бесплодное, неразрешимое желание - понять человека по лицу" ), в мемуарах описаны более сложные признаки национальности, например, "русский юмор": учитель Шебедев "был наблюдателен и необыкновенно смел. Смело объединял, подчиняясь своей, внутренней логике, факты, о которых рассказывал. Это был русский юмор. (Образец: Чехов пишет брату: "Вам дали классическое образование, а вы ведёте себя так, будто получали реальное")" . О той же черте "русского" юмора - алогичности - в описании атмосферы и друзей 1920-х годов (Олейникова, Хармса, Заболоцкого, Маршака, Житкова): "Остроумие в его французском представлении презиралось. Считалось доказанным, что русский юмор - не юмор положения, не юмор каламбура. Он в отчаянном нарушении законов логики и рассудка. ("А невесте скажите, что она подлец".) И угловатый, анархический Житков, русский из русских, с восторгом принимал это беззаконие" .