Читать «Товарищ ребёнок и взрослые люди» онлайн - страница 14

Леэло Феликсовна Тунгал

Тут я сразу поняла: ни спортсменкой, ни прачкой, ни учительницей становиться не надо, единственная настоящая профессия — кондуктор! Что может быть прекраснее и интереснее, чем сидеть в битком набитом людьми автобусе за блестящей трубой, на груди сумка с блестящими пряжками и несколькими рядами билетных рулончиков и называть других людей «товарищ»!

Но два вопроса продолжали беспокоить мою душу: во-первых, разве это красиво, что папа сказал кондуктору неправду? И, во-вторых, влезли бы мы в автобус, если бы папа сказал честно, что мы едем на день рождения дедушки? Стало быть, мамы и бабушки важнее, чем отцы и дедушки? Хм-хм…

Папина родня

Некоторым детям с бабушками и впрямь не повезло. Например, Красной Шапочке. О её бабушке мне рассказывали, пожалуй, больше всего. Красной Шапочке досталась довольно придурковатая бабушка: ни пироги печь, ни делать сок не могла, а когда заболела, то вместо того, чтобы вызвать к себе врача, позвала свою маленькую внучку! Первым делом ей следовало бы вызвать «скорую помощь», тогда маленькой девочке не пришлось бы идти через лес, где бегают волки, и всё было бы хорошо! Кроме того эта бабушка — уж точно! — выглядела довольно жутко, иначе бы Красная Шапочка не поверила, что злой волк с его щетинистой мордой, хотя бы и в бабушкином чепчике, это сама бабушка. Правда, Красной Шапочке казалось, что у бабушки глаза были меньше. «Бабушка, почему у тебя такие большие глаза?» Ух, бабушка с волчьими глазами!

Моих бабушек никак нельзя было перепутать с волками! Правда, лицо бабушки Мари уже стало забываться, а если быть совсем честной, я даже немножко боялась того, что все делались печальными или злыми, когда её вспоминали и начинали говорить о ней. Когда мама вспоминала бабушку Мари, её глаза начинали мокро поблескивать, а папа сжимал кулаки:

— Ну что это за власть, эта советская власть, если боится старухи, которой за восемьдесят, которая как следует не слышит и не видит и у которой во рту остался один зуб!

На это мама замечала:

— Я уверена, что государство, которое не уважает матерей, долго не продержится! Мама в жизни не знала ничего другого, кроме работы и мук — разве легко было произвести на свет четырнадцать детей? И что она чувствовала, когда пятеро из них умерли ещё грудными младенцами — тогда никакой медицинской помощи и не было… Со своего хутора она всю жизнь ездила не дальше, чем в Таллинн на рынок или в гости к детям. И на тебе! — увозят старуху как преступницу в Сибирь в вагоне для скота!

Когда говорили о бабушке Мари, всегда вспоминали, как её увозили и что последние её слова были сказаны мне: «Ты смеёшься, а я плачу! Кто знает, увижу ли я тебя ещё когда-нибудь…» Мне тогда было почти два года, и, говорят, я звала вооружённых дядек поиграть со мной. Но этому я не верю — такой глупой я не могла быть и в два года, чтобы играть с вооружёнными дядьками, но спорить с взрослыми об этом я не могу, я помню только то, что чёрные дядьки увезли бабушку и что говорили они по-русски. И если разговор заходил о бабушке Мари, то потом часами ни смеяться, ни говорить весело никто не мог, и это было совсем неприятно… Тогда казалось, что чёрные дядьки где-то близко и могут в любой момент опять прийти.