Читать «Высотка» онлайн - страница 269
Екатерина Юрьевна Завершнева
Впрочем, это совсем свежая тема и мы ее пока толком не обработали.
(Ну и как к этому относиться?
Да никак. Из любого правила бывают исключения.
Ты, например.)
* * *
Когда готовилась к госам, совершила еще одно открытие.
Автор учебника по теории памяти — женщина! Мне кажется, даже наши преподы этого не знают.
Муж, страдающий забывчивостью? Не донес жене цветочков?
Неудачная шутка, а все потому что я взволнована. Открыла книгу — и из нее вылетела пыльца девяносто первого года, и я вдохнула хорошенькую порцию одесского воздуха, почувствовала запах свежесваренного кофе, дачного шашлыка и Машкиных сырников, листового салата и редиски, хотя Баев авторитетно утверждал, что редиска не пахнет, и что нам с Марией это только кажется. Но она пахнет, и салат, и даже воздух в районе станции метро «Университет» совсем не такой, как уже, скажем, на «Спортивной».
Книжка библиотечная, наверняка именно та, по которой я готовилась, они ведь у нас часто бывают в одном экземпляре, отсюда и утренняя давка в читалке. Темно-синяя обложка, стилизованная под перфокарту — потому что Роберта Клацки когнитивист, она верит в компьютеры и программы, точнее, в то, что нас можно уподобить вычислительному устройству, спереди вход, сзади выход, посредине черный ящик… Смешно, не правда ли?
Регистры, энграммы, сетевые модели; ретроактивная интерференция, ошибки воспроизведения, зачет послезавтра; конкурс бумажных самолетиков, летотехника, платформа сто пятый километр; каталоги образов, визуальное и семантическое кодирование, высокий этаж, вид на лето; мы не закрываем окна, мы не спим вообще никогда, потому что жалко тратить время на сон…
Если бы Петя незаметно подсунул в мою стопку книг монографию о бозонах, сигма-гиперонах и странных кварках, я бы и ее освоила, не ощутив перехода.
Волна цветения, волна тепла… Экзамены отскакивают один за другим.
Все это приметы легкости.
Память удерживает на лету бумажный самолетик, она удерживает нас прежними. Я захлопываю эту книгу и ставлю ее на полку, беру другую, но на титульном листе снова девяносто первый год, вместо текста разглаженный лист, который когда-то был самолетиком, немного потрепанный на сгибах, и буквы сбегают с него по одной, сегодня чудесный день, а легкость и счастье заразительны.
* * *
Что труднее всего простить?
Конечно, хорошее. То, что оно сначала было (и ведь было же!), а потом его поставили под вопрос. Как будто ты один это выдумал, сидя у окна и глядя на выгоревший асфальт. Тебя разыграли как дурачка, объегорили, выманили все, что было в карманах, и бросили ни с чем. Дайте хоть на трамвай, кричишь ты, верните пять копеек. Смешно.
* * *
Нелепо себя повела, позорно, нелогично — вывезла посуду, занавески, потом выбросила — но именно этот нелепый жест и придает финальному эпизоду что-то человеческое. Я рада, что дала слабину. А держаться гордо и с достоинством можно и потом.
