Читать «Моя чужая жена» онлайн - страница 104

«Вот оно! — оживился Редников. — Вот к чему вели все эти рассусоливания».

Он выпрямился на стуле, вскинул голову, угрожающе прищурившись, дрогнувшим голосом полюбопытствовал:

– Что вы имеете в виду?

– Да что ты церемонии разводишь, Ген? — разгневанно загудел Иван Павлович. — С кем ты тут споры ведешь о нравственности советских граждан? Ты посмотри на него, «нормальные живые люди»… Это нормальные-то люди сыновей по заграницам отправляют, а сами в Крыму развлекаются… и притом с собственной невесткой… Да еще у всех на виду. Позорище!

– В сложившейся ситуации вам, Дмитрий Владимирович, следует быть осторожнее, лояльнее, — продолжал трещать над ухом Геннадий Борисович.

Иван Павлович подошел к поднявшемуся из-за стола Дмитрию, панибратски хлопнул его по плечу:

– Да вырежет… Все, что надо, вырежет. Куда он денется? Первый раз, что ли?

Дмитрий ощутил, как нервно задрожал локоть его левой руки, он стиснул его ладонью правой. И вдруг нахлынуло то знакомое, но давно забытое чувство — чувство собственной всесильности и правоты. Ты не боишься больше, потому что знаешь — правда на твоей стороне. Ты знаешь, что бояться стыдно, боятся те, кто не прав. А ты прав и, значит, можешь все.

Редников коротко размахнулся и резким мощным ударом загнал кулак в солнечное сплетение Ивану Павловичу. И со странным наслаждением увидел, как скривилась, сморщилась отвратительная багровая рожа, как задрожали толстые губы и недавний вершитель судеб осел на вытертый малиновый ковер, зажимая руками «раненый» живот. Геннадий Борисович квохтал над ним:

– Ваня! Ваня, ты как?

Теперь Дмитрию казалось, что он видит все происходящее словно в замедленной съемке. Перед глазами замелькали серые «помехи», в ушах снова зашумело.

– А идите вы все на х…й! — не утерпел Редников и, резко развернувшись, вышел из кабинета.

Удивляясь странной слабости в ногах, он дошел по широкому отделанному мрамором коридору до окна, отер рукой выступившую на висках испарину. Что-то теснило грудную клетку, нарастало слева, давило, мешая дышать. Левая рука онемела. Пол зашатался под ногами. Редников попытался ухватиться за подоконник, но уже не смог — осел на пол, со свистом втягивая посиневшими губами воздух.

Жаркое удушливое марево висит над сонным садом. Сухая трава колет босые ступни. Аля мчится, продираясь сквозь сплетающиеся ветки. Ей непременно нужно туда, к неведомой, но очень важной цели. Предчувствие беды предостерегающе колотится в груди.

Ей удается выбраться из зарослей, выбежать на широкое, растянувшееся до горизонта поле. В тяжелом безветренном воздухе застыли колосья. Ноги наливаются тяжестью, и Аля, делая над собой неимоверное усилие, движется вперед, страшась того, что может увидеть. Перед ней блестит лента реки, и девушка видит там, прямо над водой, смутный силуэт. Она пытается окликнуть видение, но голос не слушается ее, из груди вырывается лишь сдавленный стон.

Но человек, кажется, все же расслышал, обернулся. И Аля узнает это лицо — знакомое, родное. Высокие, резко очерченные скулы, черные насмешливые глаза, словно посеребренные волосы. Но почему оно такое бледное, восковое? Откуда эта испарина на впавших висках?