Читать «Сципион Африканский» онлайн - страница 134

Татьяна Андреевна Бобровникова

Чаще всего обедали теперь не в мрачном атриуме, а в садах среди благоухающих цветов. Да и сами дома изменились. Один герой Плавта, расхваливая дом, говорит, что строил его не какой-нибудь варвар-кашеед, а греческий мастер (Plaut. Mostell., 828). А кашеедами греки прозвали когда-то римлян за их бедный стол.

Одно обстоятельство, казалось, усилило у римлян склонность к веселым пирам. В 205 году до н. э. они перевезли в свой город из Малой Азии культ Великой Матери богов, надеясь, что могучая богиня оборонит их от пунийцев. Сейчас враги были разбиты, страх прошел, но Великая Мать прочно заняла место в римском пантеоне. Культ ее, столь неистовый и мрачный на родине, в Италии сделался мягким и степенным. Все сводилось к великолепному шествию причудливо одетых людей, которые под звуки странной восточной музыки двигались по залитым весенним солнцем улицам Рима, а зрители кидали им под ноги розы, серебряную и медную монету. А потом римляне чуть ли не неделю веселились и устраивали блестящие игры. Так вот под эгидой новой богини стали возникать товарищества, или клубы. Члены их в дни празднества устраивали ритуальные пиры. Знатные люди поочередно приглашали друг друга в гости и угощали обедами. Разумеется, каждый хотел превзойти прочих и ослепить гостей праздничным великолепием стола. В конце концов сенат положил конец этому веселому соперничеству и в 161 году до н. э. издал специальный декрет, запрещавший членам клубов тратиться на изысканные лакомства и повелевавший довольствоваться хлебом, зеленью и вином (Gell., II, 24). Но, пышен или скромен был стол, на обедах всегда царило самое пылкое веселье (Cic. Senect., 45). Видимо, более бедные члены товариществ обедали вскладчину. Плавт упоминает подобные «обеденные» клубы, члены которых обычно собирались у Рыбного Форума (Curcul., 476).

Изменился и сам город. Теперь полководцы и магистраты наперебой спешили украсить его статуями, колоннами, изящными постройками. Каждый хотел оставить на память о себе что-нибудь прелестное, чарующее взор. Вожди, возвращавшиеся из Греции и Македонии, привозили в Рим знаменитейшие статуи и посвящали их в храмы. Гай Лелий после того, как он трижды (!) повторил Плебейские игры, состоявшие главным образом из театральных представлений, поставил три медные статуи — Церере, Либеру и Либере (Liv., XXXIII, 25). Другой римлянин, вернувшись домой с победой, пожелал увековечить это событие, соорудив арки перед храмами Фортуны и Матери Матуты на Бычьем Форуме и в Великом Цирке. На арках он поставил золоченые статуи (Liv., XXXIII, 27). Эмилий Павел, шурин Сципиона, установил вызолоченные щиты на кровле храма Юпитера и возвел два портика у ворот Трех близнецов и на Марсовом поле (Liv., XXXV, 10). Но всех превзошел Публий Африканский, который построил у подъема на Капитолий грандиозную триумфальную арку с семью золочеными статуями и двумя конями, а перед аркой — два мраморных бассейна (Liv., XXXVII, 3). Ни о чем подобном отцы их и не слыхивали.