Читать ««Святой Мануэль Добрый, мученик» и еще три истории» онлайн - страница 26

Мигель де Унамуно

Шестнадцатая

Дону Мануэлю приходилось удерживать брата, слишком рьяного и неопытного, как всякий новообращенный. И, прослышав, что брат ополчился на некоторые народные суеверия, дон Мануэль счел необходимым сказать ему:

– Оставь их в покое! Так трудно разъяснить им, где кончается истинная вера и начинается суеверие! И нам с тобой труднее, чем кому-либо. Оставь их в покое – главное, чтобы им было чем утешаться. Лучше уж им верить во все, даже во взаимоисключающие вещи, чем ни во что не верить. Все эти рассуждения, что, мол, тот, кто верит в слишком многое, в конце концов совсем утратит веру, идут от протестантов. Не будем протестовать. Протесты губят чувство довольства.

Однажды в полнолуние – тоже рассказ брата – они с доном Мануэлем возвращались в деревню берегом озера, поверхность которого рябило от горного ветра и по ряби прыгали отсветы полной луны; и дон Мануэль сказал Ласаро:

– Погляди, вода молится, сейчас она бормочет: «lanua coeli, врата небесные, молитесь за нас».

И ресницы его дрогнули, и две капли украдкой скатились с них, упав в траву, и, словно в каплях росы, в них задрожал свет полной луны.

Семнадцатая

И шло время, и мы с братом замечали, что силы дона Мануэля на исходе и что ему уже не удается до конца скрывать снедающую его неисповедимую печаль, и, судя по всему, какой-то недуг предательски точит тело его и душу. И Ласаро, отчасти чтобы развлечь его, предложил: а что, если им создать при церкви нечто вроде католического сельскохозяйственного синдиката?

– Синдикат? – переспросил печально дон Мануэль. – Синдикат? А что это такое? Я знаю один лишь синдикат – это Церковь… И ты помнишь слова: «Царствие Мое не в этом мире»? Наше царствие, Ласаро, не в этом мире…

– Значит, в другом оно?

Дон Мануэль опустил голову:

– Да нет, Ласаро, оно тоже в этом, потому что два царствия есть в этом мире. Вернее, другой мир… Ладно, я сам не знаю, что говорю. А что до разных там синдикатов, это в тебе – отголоски твоего прогрессистского периода. Нет, Ласаро, нет; дело религии не в том, чтобы разрешать в этом мире экономические и политические тяжбы, которые Бог отдал людским распрям. Какого бы образа мыслей ни держались люди, как бы они ни поступали, главное – чтобы они утешились в том, что родились на свет, чтобы жили, насколько могут, с чувством довольства и в иллюзии, что во всем этом есть какая-то цель. Не мое дело – подчинять бедных богатым либо проповедовать бедным, чтобы они подчинялись богатым. Смирение и милосердие – всем и для всех. Ведь богатому тоже нужно смириться и с богатством, и с жизнью, а бедному тоже нужно быть милосердным с богатым. Социальные вопросы? Оставь их в покое, нас они не касаются. Ну, образуется новое общество, в котором не будет ни богатых, ни бедных, в котором богатство будет распределено по справедливости и все будет принадлежать всем, – а что дальше? Тебе не кажется, что общее благоденствие лишь породит в усиленной степени отвращение к жизни? Я знаю, один из вождей социальной революции сказал, что религия – опиум для народа. Опиум, опиум… Опиум и есть. Так дадим же ему опиума, и пусть спит и видит сны. Я и сам им живу, вся эта моя отчаянная деятельность – не что иное, как дозы опиума. И все равно мне трудно уснуть хорошо и еще труднее увидеть хороший сон… Вечно это наваждение! Я тоже могу сказать вместе с божественным Учителем: «Душа Моя скорбит смертельно». Нет, Ласаро, нет; ни-каких синдикатов по нашей подсказке. Вот если сами они создадут синдикат, будет, на мой взгляд, очень хорошо, потому что им будет развлечение. Пусть играют в синдикат, если игра доставляет им удовольствие.