Читать «Вечная мадонна» онлайн - страница 39

Конечно, он постарался сохранить хорошую мину при плохой игре. Однако забавно и в то же время грустно читать его письмо к родственнице, Авдотье Елагиной, касаемое этой встречи с Машей:

«Я был в Дерпте и рад тому, что был там. Видел Машу, говорил с ней о ней и доволен — это поэзия. Мы говорили о нашей утопии. Она непременно должна огромаздиться, но когда? Будем ждать и надеяться перед затворенной дверью. Пока то пускай будет нашей радостью, что мы все сбережены друг для друга. Судьба прогремела мимо нас, поколотив нас мимоходом, но не разбив нашего лучшего: любви к добру, уважения к жизни и веры R прекрасное. Все остальное — шелуха. A propos de прекрасное. Я никогда не говорил вам о великой княгине: это прекрасное в живом образе передо мной…»

И далее он писал уже только о великой княгине Александре Федоровне, которой продолжал давать уроки.

Вот так-то. A propos de прекрасное, вернее, a propos de любовь…

А что же Маша? Что чувствовала она?

Беременность — странная штука… Женщина углубляется в себя, начинает воспринимать себя иначе. Кого-то осознание себя как вместилища для будущего младенца радует, кого-то — раздражает. Это полное подчинение себя, прежде свободной, независимой, веселой, оживленной, какому-то неведомому существу, которое сделало тебя сонной, вялой, слезливой, неповоротливой, неприглядной, привередливой в еде, беспрестанно мучимой тошнотой… о, поверьте, что разные женщины воспринимают свое новое состояние по-разному. Некоторые не умиляются зрелищу своего живота, а стыдятся его. Особенно если встречают при этом мужчину своей несбывшейся мечты.

Теперь Жуковский был для Маши недоступен в тысячу, в миллион раз больше, чем прежде. Не только потому, что она была женой другого, будущей матерью, а для него так уж святы были узаконения света и церкви. Просто она ясно видела на дне его темных и вроде бы непроницаемых глаз искреннее дружеское, вернее, братское… равнодушие. И это убило ее наповал, потому что супружеская жизнь разбудила в ней женщину, но не дала удовлетворения телу, потому что мечты ее о Жуковском из розовых снов невинной девочки обратились в истинную страсть зрелой женщины — страсть безнадежную… Ее любовь усилилась стократно, а его — умерла. И эта краткая, очень печальная встреча ясно показала Маше, что никого, даже своего ребенка, она не будет любить так, как любит Жуковского.

Страстно и безответно.

С этих пор в ее письмах к нему и появилась та нотка страстного отчаяния, которая делает чтение их поистине невыносимым.

«Ты не можешь вообразить, как ты мне бесценен и как дорого для меня то чувство, которое к тебе имею…»

«Милый друг, я опять в нерешительности, посылать ли тебе мои бредни. Скажу тебе одно: никогда мне не бывала твоя «Нина» так понятна, как теперь, я думаю вопреки твоему молчанию, что ты держишь то, что в ней обещал. Когда мне случится без ума грустно, то я заберусь в свою горницу и скажу громко: «Жуковский!» И всегда станет легче…»