Читать «Гастролеры и фабрикант» онлайн - страница 100
Евгений Евгеньевич Сухов
* * *
Ленчик и Африканыч тосковали и слушали урчание животов друг у друга. Вот, милостивые судари, и обратная сторона человеческого существования – ощущение голода. В такие часы все кажется мрачным и беспросветным, даже если в окошко бьет солнце. Ничего не радует, даже то, что жив и здоров, поскольку радоваться не получается. Мало того, человеком овладевают хандра и печаль, которые могут перейти в неизбывную тоску. А в таком состоянии и самая жизнь кажется уже не в радость…
Собственно, «куклы» можно было нарезать и после, ведь впереди было еще одиннадцать дней до завершения «операции», но Всеволод Аркадьевич любил, чтобы все было приготовлено загодя, и чем раньше, тем лучше. Этого принципа, вполне понятного, если учесть, какими делами занималась «команда Долгорукова», придерживались и все сподвижники Севы. Поэтому Ленчик не сказал ни слова, когда Долгоруков поручил ему сделать «куклу». Сел и стал резать. Одну бумажку за другой – и так без конца… По единому размеру. Однообразие работы усугублялось скверным настроением голодного человека, а тут еще у Африканыча заурчало в брюхе так, что Ленчик невольно вздрогнул. И в этот момент к ним на этаж поднялся Давыдовский.
Лицо его, обычно непроницаемое и строгое, буквально светилось от счастья. А улыбка, едва заметная, красила его так, что будь на месте Ленчика или Африканыча женщина, она бы непременно влюбилась в Павла Ивановича без памяти. Но женщины в комнате не имелось, а находились в ней двое изголодавшихся мужчин, которым в данное время было не до чувственности и сантиментов.
– Ну, что, братцы, проголодались? – глядя на вытянутые и мрачные физиономии друзей, весело осведомился Давыдовский.
Африканыч в ответ на это промолчал, а Ленчик ответил:
– Еще бы!
– Тогда спускайтесь, господа, ужин вас ждет, – сказал «граф» и, не сдержавшись, добавил: – И еще кое-что.
– Выгорело? – простецки спросил Ленчик, и его лицо растянулось в улыбке. На что Давыдовский ответил ленчиковыми словами:
– Еще бы!
Когда они спустились, то первое, что увидели, – накрытый стол, а на нем, в самом центре, большой чемодан с раскрытой крышкой. Чемодан был полон денег. Денег господина мильонщика Феоктистова, которые он практически добровольно отдал им в пользование. Невероятный факт, которому не было обратного хода.
– Настоящие? – задал глупый вопрос Ленчик.
И все рассмеялись. Первым Долгоруков. За ним захохотал «граф» Давыдовский. Третьим был сам Ленчик. Огонь-Догановский смеялся беззвучно, хлопая себя по ляжкам и подпрыгивая в кресле, что уж никак не вязалось с его возрастом. К Африканычу вернулось его безмятежное настроение, и он смеялся вместе со всеми, чувствуя, что какой-то груз, жмущий ему грудь вот уже несколько часов кряду, улетучился, и ему было сейчас хорошо, как и всем остальным. Славно все-таки иметь таких друзей, каких имеет он, Самсон Африканович Неофитов!
Когда все отсмеялись, а Огонь-Догановский еще и вытер цветастым платочком выступившие слезы, Всеволод Аркадьевич обвел присутствующих блестящими от радости глазами: