Читать «Цицерон» онлайн - страница 358

Брут был совершенно околдован этим волшебником. Когда он слушал Цицерона или читал его диалоги — а почти все они были обращены к нему, — перед ним открывался новый мир. Мир этот был так прекрасен и ярок, что разом померкли все его прежние кумиры. Незадолго до смерти он признался Аттику, что мысли Цицерона о свободе, достоинстве, смерти, изгнании и бедности глубоко врезались ему в душу. И если он разочаруется в Цицероне, то разочаруется и в философии (Сiс. Ad Brut., I, 17, 5). Значит, Цицерон олицетворял в его глазах саму мудрость и добродетель! Он и сам начал писать, подражая оратору. Он издал трактат «О добродетели» и посвятил его, разумеется, Цицерону.

Когда Цезарь во всем блеске и величии вернулся в Рим после победы в Испании, Брут затосковал. Он вдруг почувствовал, что не может возвратиться к прежней жизни. Раньше он гордился своим положением любимца Цезаря. Люди ему завидовали. А Цицерон жалел его, сокрушался о нем, считал, что жизнь его сломана:

— Мне больно глядеть на тебя, Брут; в юности ты напоминал триумфатора, который движется на колеснице среди всеобщих восторгов, и вдруг на ходу разбился о злосчастную судьбу нашей Республики… Двойная печаль грызет нас: ведь ты лишен Республики, а Республика лишена тебя (Brut., 331–332).

Теперь и сам Брут глядел на свою жизнь другими глазами и стал считать себя несчастным человеком. В сочинении «О добродетели» он признавался Цицерону, что ему сейчас кажется, что он живет в мрачном изгнании (Sen. Cons, ad Helv., 9). Он понял, что ему нужно выбирать — Цезарь или Цицерон. Сначала у него появилась безумная надежда, что все еще можно уладить. Цицерон должен написать обращенное к Цезарю большое сочинение и объяснить ему, что единовластие есть зло. Цезарь поймет, отречется от власти, и все будет хорошо. Но оратор наотрез отказался. «Верь моей клятве, не могу, — писал он Аттику, — и не позор меня пугает, хотя, казалось бы, должен пугать именно позор. Разве позорна лесть, когда для нас уже то, что мы живем, позорно?» Но, продолжает он, что я скажу? Даже Александр Македонский, поначалу такой скромный и умеренный, сделался надменным и жестоким, став властелином. «И неужели ты воображаешь, что этот квартирант Ромула обрадуется моим скромным письмам?» (Att., XIII, 28). Квартирантом Ромула он прозвал Цезаря потому, что тот распорядился поставить свою статую в храме основателя Рима рядом с самим божеством.

Наконец мучительная борьба в душе Брута была окончена. Победил Цицерон. Антоний впоследствии прямо обвинял оратора в убийстве Цезаря. Он утверждал, что диктатор умерщвлен по наущению Цицерона, что Цицерон совратил с пути истинного и Брута, и всех офицеров Цезаря, прежде, до знакомства с ним, столь преданных диктатору. В то время, когда он это говорил, быть среди тираноубийц считалось весьма почетно. Десятки людей наперебой уверяли, что тайно участвовали в заговоре или тайно вдохновляли его. Так что для Цицерона это обвинение было даже лестным. Но он решительно его отверг. Он сказал, что и не подозревал о заговоре. И потом. Среди заговорщиков были первые любимцы, довереннейшие люди диктатора. Я бы не осмелился даже заговорить с ними об этом, пишет он. И это, конечно, правда. Но и Антоний по-своему прав. Цицерон, сам того не зная, был душой заговора, его вдохновителем. И это подтвердил сам Брут. После убийства он вышел с окровавленным кинжалом, высоко поднял его и произнес одно слово, которое должно было объяснить все: