Читать «Цицерон» онлайн - страница 322
Татьяна Андреевна Бобровникова
Тут он снова обратился к Цезарю.
— Никогда люди не бывают ближе к богам, чем когда спасают других. Самое завидное в твоей судьбе, что ты можешь, а самое прекрасное в твоем характере, что ты хочешь спасти как можно больше людей
Когда Цицерон поднялся, Цезарь принял нарочито равнодушный вид, отвернулся и стал листать какую-то книгу. И вот Цицерон, как всегда запинаясь и дрожа от волнения, заговорил. Но постепенно голос его окреп. «Речь его текла все дальше, на редкость прекрасная, поражающая силою страсти и разнообразием ее оттенков. И Цезарь, часто меняясь в лице, выдал противоречивые чувства, которые им завладели, а под конец… вздрогнул всем телом и в совершенном расстройстве выронил из рук записи»
Лигарий был оправдан.
* * *
На этом самом месте, тридцать пять лет тому назад, при диктаторе Сулле, Цицерон, тогда никому не известный юноша, единственный из римлян осмелился защищать несчастного от клевретов диктатора. Он говорил тогда о милосердии и сострадании.
— Остается, судьи, одна надежда — на вашу… доброту и милосердие. Если она осталась в вас, то мы и теперь еще можем надеяться на спасение; но если жажда крови, обуявшая в последнее время граждан, успела ожесточить, озлобить… и ваши сердца — тогда для нас все погибло… Лучше жить среди зверей, чем среди людей, столь недоступных чувству сострадания! Неужели вы остались живы, неужели вас избрали в судьи для того, чтобы вы осуждали тех, кто спасся… от убийц!.. Римский народ, некогда известный своим крайним снисхождением к врагам, страждет в настоящее время жестокостью по отношению к гражданам. Положите же конец распространению ее в государстве, судьи, вылечите от нее общество: она опасна не только потому, что истребила самым ужасным образом множество граждан, но и потому, что постоянными картинами убийств сделала глухими к голосу сострадания самых добрых людей; видя и слыша ежечасно одни только ужасы, даже самые кроткие из нас, под впечатлением постоянно повторяющихся кровавых зрелищ, совершенно окаменевают сердцем
Сейчас, при диктаторе Цезаре, Цицерон, всемирно известный оратор, единственный из римлян осмелился защитить несчастного от клевретов диктатора. И он снова говорил о милосердии и сострадании. То была его первая судебная речь, эта — последняя. Круг замкнулся. Он вернулся к тому, с чего начал и о чем говорил всю жизнь — о милости к падшим. Когда ему удалось уговорить Цезаря простить своего врага, он сказал ему, что все его величайшие триумфы ничто перед этим — ведь он протянул руку поверженному врагу
«Речь в защиту Лигария» была событием. Ее читали, обсуждали, переписывали друг у друга. И неудивительно. Впервые за эти темные годы нашелся человек, который заговорил о милосердии и восславил мертвых.
