Читать «Николай Переслегин» онлайн - страница 36

Федор Августович Степун

Наталья Константиновна, мне не нужно говорить Вам, что все мои вопрошания об очень сокровенном, что я твердо уверен, что по крайней мере на девять десятых их глубины, проведенные нами после ухода Алеши часы, заполнились тем же содержанием, каким они могли бы за

93

полниться и в его присутствии. Но вот на глубине последней десятой мы с Вами в чем то согрешили, — может быть в том, что минутами были друг с другом если и не до конца откровенны, то все же до конца искренни.

В столовой часы пробили половину второго. Пора было уходить. Не вставая с дивана, я наклонился к Вашей руке и поцеловал ее. Я поцеловал ее еще раз. Она продолжала как мертвая покорно покоиться в моей руке.       

Я поднял на Вас глаза. Ваше лицо было строго, сосредоточенно, почти вдохновенно, но в ту минуту внутренне обращено не ко мне. Другим: бледным, растерянным и моим увидел я его в передней, когда, подавая мне в последний раз Вашу милую руку, Вы почти прошептали, «Николай Федорович, помните, мы расстаёмся друзьями. Если Вы не повысите в Алеше его чувства жизни, мне одной его не спасти».

На следующее утро (было еще довольно рано) я шел вверх по Тверской. Рассеянно шаря глазами по плетущимся в гору пролеткам, я вдруг увидел, как мне показалось, над спущенным верхом одной из них Вашу шляпу. Ускорив шаг и нагнав извозчика как раз в ту минуту, как он трогал рысью, я убедился, что мое чаяние не обмануло меня.

В элегантном синем костюме, в большой шляпе, в светлых весенних перчатках, Вы показались мне совсем иною, чем я привык Вас видеть и ощущать. В Вашем облике в то

94

утро совсем не звучали такие яркие в Вас мотивы тяготеющей возрожденской красоты. Но зато в нем неожиданно выразительна была хрупкая, девичья гамма печальной осенней прозрачности, перламутровой мутности и какого-то тонкого хрустального звона. О, если бы Вы знали, Наталья Константиновна, сколько скорби и сколько изящества прочел я в день Вашего торжества в Вашем на секунду мелькнувшем мне бледном профиле, в Ваших поникших плечах, длительно таявших передо мною в лиловой мгле влажного, весеннего утра.

В очень простом платье цвета слоновой кости, с единственной веткой флер д’оранжа у ног, в длинной фате по монашески скрывающей щеки и лоб, с выражением омертвелого волнения на бледном лице низко склоненном к цветам, быстро вошли Вы в ярко освещенную церковь. Меня, как молния, поразила и эстетическая законченность Вашего образа и его глубокий внутренний надлом. И вот, словно откликаясь на такое мое ощущение Вас, Вы вдруг с несвойственною Вам стремительностью жеста откинули голову назад и несколько вправо и одновременно как бы отстранили от себя, покоившийся на сгибе левой руки большой Алешин букет. На этом мои воспоминания гаснут. В дальнейшем сумрак памяти раздвигается следующей картиной. Я стою позади Вас и, держа над Вашей головой тяжелый венец, с глубокой нежностью смотрю на ярко освещенное снизу, детски умилен-

95

ное лицо Алексея. Мы двигаемся вокруг аналоя; я стараюсь увидеть Ваше лицо; мне виден только контур лба и щеки, но я всем своим существом чувствую, что оно не такое, каким я видел его полчаса тому назад, я чувствую, что оно спокойно и кротко, легко оживлено плавным душевным волнением.