Читать «Твари, подобные Богу» онлайн - страница 20

Мария Викторовна Спивак

— Богачка Кошка, — восхитился Майк. — Прокормишь в голодный год? — У него на фирме ситуация складывалась не лучшим образом; он боялся, что их закроют.

Шутка. И тем не менее Тата почувствовала в его тоне — что? зависть? ревность к ее успехам? Думать об этом не хотелось, но не думать не получалось: после того как реклама ее первого альбома появилась на задней обложке известного глянцевого журнала — что совпало с началом неприятностей Майка, — между ними… как бы яснее выразить?… пробежала невидимая кошка. Тогда же, кстати, возникло новое прозвище, которое Тата недолюбливала, а Майк упорно считал забавным и употреблял к месту и не к месту.

Впрочем, с виду все оставалось радужно.

Собственно, в том и беда — в изначальной литературно-художественной идилличности их романа. Любовь с первого взгляда, разлука, тоска, воссоединение и безоблачное счастье — и чем дальше, тем все безоблачней да безоблачней. Голубок и горлица никогда не ссорятся, дружно живут… И у знакомых считаются образцово-показательной парой. Но, услышав однажды по телефону шутливое: «Вы там как, не потонули еще в сиропе?», Тата задумалась: ведь ненормально за два года ни разу, условно говоря, не кинуть друг в друга тапком? Неестественно. Можно подумать, за отступление от правил хорошего тона положен расстрел.

Наверное, дело в том, что им периодически приходится расставаться; говорят, полезно для отношений. Впрочем, Тата уезжала в Москву всего четыре раза и самое большее на три недели — не повод и не причина обрастать китайскими церемониями. С другой стороны, тишь, гладь да божья благодать — чем плохо?

Действительно, чем? Захочешь, не объяснишь. Однако, едва только схлынули первые «восторги сладострастья» — то есть, недавно, — Тату начала пугать их с Майком пастораль. Да, они нежны как голубки. Но нет ли в их ворковании взаимной вежливости граждан пассажиров, которые берегут не друг друга, а себя друг от друга? Или она, как сказала бы Саня, с жиру бесится? С Иваном так не было, жили себе и жили, ели, пили, смеялись, ссорились — в голову не приходило анализировать, правильно это или нет. А сейчас в минуты, свободные от «сладострастья», на которое пока грех жаловаться, Тате все чаще кажется, что они на сцене… и Станиславский из зала кричит: «Не верю!»

Живые картины: «Пробуждение пары». «Двое: завтрак». «Прогулка». «Воскресный ужин».

Театральность еще и в том, что часть прошлого вынесена за скобки; существует, создавая «правду характера», но вне рамок пьесы. Они рассказали друг другу мириады историй и могут обсуждать все на свете, но никогда не говорят о своих «бывших» и о том, почему с ними ничего не вышло. Казалось бы, это правильно… но из фигур умолчания постепенно выстраивается внушительная скульптурная группа. Ведь нельзя не говорить о том, что волнует? Например, почему Майк не счел нужным познакомить ее со своими детьми, когда те с матерью приезжали в Нью-Йорк на каникулы? Почему не догадывается пригласить в гости Павлушу? Почему сама Тата, как ни скучает по сыну, не решается намекнуть, чтобы он это сделал?