Читать «Второе небо» онлайн - страница 17

— Кто разорил гнездо, тот сам знает. Я хотел только сказать, что скворца мне удалось все-таки спасти…

— А где он, где?

Многие вдруг подумали, что Ефим Савельич принес скворца с собой, и уставились на его портфель. Учитель перехватил их взгляд и усмехнулся.

— Впрочем, скворец уже улетел. Пожил у меня в баньке несколько дней и улетел.

— А кому же альбом тогда и значок?

— А это я и сам не знаю…

Ребята опять зашумели. Учитель задумчиво посмотрел на них.

— А может, так поступим… — неуверенно сказал он. — Объявим конкурс на лучшее сочинение: «Мои летние наблюдения за жизнью птиц». Вот того и удостоим. А письмо доктору Эллиоту я уже написал.

На том согласились. Ефим Савельич объяснил, как лучше вести наблюдения и делать записи. Ребята разошлись, кто разочарованный, а кто страшно возбужденный.

После обеда Павлик пришел на кладбище. Для чего? Он и сам не объяснил бы это. Просто захотелось посмотреть на березу с дуплянкой, из которой он когда-то вышвырнул скворца. А может, вдруг скворец вернулся? Но нет, скворца не было. Зато на кладбище вертелся Васька. Он ходил под деревьями, посматривал вверх.

— Ты что тут?

— Скворца выглядываю.

— А зачем?

— Одного поймали, а их целых двадцать. Может, еще какой залетел? Давай вместе ловить.

Павлик вспомнил, как скворец наскочил на него, защищая будущих своих детенышей, как он пищал, трепыхая крыльями, пытаясь отогнать его от дуплянки, и ему вдруг скучно стало со своим верным приятелем. Павлик не ответил ему и пошел домой. Васька понуро поплелся за ним, тяжело вздыхая.

Дома Павлик вытащил из чулана ящик с опилками, в каждом лежали яички — зеленые, голубые, крапчатые. Он долго рассматривал. Да, немало было здесь скворцов, галок, сорок, дятлов, синиц, которые могли бы появиться на свет, выводить птенцов, петь и летать, если бы Павлик не уничтожил их еще до рождения. Павлик решил спрятать яички подальше от глаз и залез на чердак. Там он сидел у окошка и мечтал. В старом тополе, лежавшем ветвями прямо на крыше, шумели птицы; солнце билось в шелестящей листве, уже затканной первым белым пушком. Ветерок приносил сюда запахи расцветающих лугов, свежесть озерной воды. Темные липовые аллеи парка возле старой, разрушенной церкви, кочки с длинными хохолками травы, болотные оконца с поблескивающей в них талой, еще снеговой водой, молодые лягушки, жучки, мошки, первые бабочки — все это жило и дышало радостью весны. Но вот птенцы — те, что лежали сейчас перед Павликом грудой пустотелых яичек, большая стая птенцов, — никогда не увидят солнца и лета.

Павлик слез с чердака, без всякой цели бродил за огородами деревни и не заметил, как очутился возле дома Истратовых. Он заглянул в окна — кажется, там был кто-то. Павлик проскочил через сад и задержался возле баньки. Поблизости никого не было. Он открыл дверь, прошел в предбанник и в каменку. Пахло мылом и холодным дымом. Черные, закопченные камни источали сырость и мрак. Сквозь отверстие в углу виднелся кусочек голубого неба. Шелестели листья на ветру. На черной корявой доске шевелился золотой кружок света, и в нем поблескивало сломанное блюдце с водой. Скворца не было. Только серое перышко прилипло к доске. Павлик оглядел темные, задымленные углы, так, на всякий случай, но и там никого. И тогда он вдруг понял, что никуда скворец не улетел, а давно уже умер, и Ефим Савельич просто выдумал про то, что он улетел. Не мог он улететь никуда, изувеченный, помятый, больной, с лапкой, хрустнувшей под его, Павлика, пальцами.