Читать «Семеро с планеты Коламба» онлайн - страница 78
Вадим Алексеевич Чирков
— Виктор Алексаныч, ты, конечно, художник, тебе лучше знать, как портреты рисовать. Но этот-то у меня будет висеть, не на народе. Ты старуху закрась, пожалуйста, — попросила она. — Хоть это и я, я понимаю, дак ведь в молодости-то о старости не думают!
Кубик усмехнулся, глянул на палитру, протянул руку к кистям, которые валялись на траве…
— Ты просто дверь в дом затвори, чтоб старухи не было видно…
Художник улыбнулся. Он обмакнул средней величины кисть в краску и провел ею по темноте в сенях и старухе. Появилась доска. Другая. Третья. Четвертая… Перекладина… Теперь за спиной девушки была дверь. Вот и она зарозовела под красками заката. Но главное, закрыта, и старуху за нею не видать.
Девушка встала.
— Спасибо тебе, Виктор Алексаныч! — Она подошла к художнику, положила ему на плечи загорелые руки. Он же стоял замерев, отведя руки с кистью и палитрой за спину, чтобы не испачкать девушку красками.
Нинка смотрела на это открыв рот, а Славик насупившись. Он знал, чем ему придется заняться через пять минут, какую жестокую роль играть.
САМАЯ ГРУСТНАЯ ГЛАВА
Девушка отступила от Кубика и сказала суровым голосом:
— Ну, поигрались и хватит! Отдавайте мою старую кожу. Мне в бабушки пора. — Села на крыльцо и сложила руки на коленях.
Не скажи девушка Лиза этих слов, Славик, скорей всего, в самом деле убежал бы и, может, забросил даже мол-стар в речку, где поглубже.
Славик нажал на красную кнопку.
Это его движение заметили. Художник скрестил руки на груди, а Нинка снова засунула палец в рот.
— Чего уставились? — сказала девушка ворчливо. — Кино вам здесь, что ли?
— Кино не кино, а… — Кубик не договорил и растянул свое «а» так, что получилось «а-а-а…»
Только что у девушки на крыльце была коса, и вот уже ее нет. Вместо косы — короткая стрижка. А лицо слегка пополнело и побелело. Она потрогала волосы и спросила:
— Вроде мне поболе стало?
— Поболе, поболе, — кивнул художник. — Еще немного потерпите…
Перед ними сидела теперь молодая женщина. Волосы ее гладко зачесаны назад и сзади собраны в узел, лицо не то спокойное, не то безразличное. Но это длилось всего минуту-две.
— Ой, — забеспокоилась женщина, — что-то мне тяжельше стало!
— Ничего, ничего, — как врач, сверлящий зуб, ответил художник, — вы же сами этого хотите.
— Я-то хочу, да ведь стареть кому нравиться!.. Ой! — тихонько вскрикнула женщина. — Ой, обида какая! Ой, не могу!
— Что такое? — забеспокоился Кубик. — Сердце?
— Да нет! Будто я вся сохну, и внутри, и снаружи. Будто черствею, как хлебушек нарезанный, без присмотра оставленный. Ой, жалко мне себя, ой, обида, — причитала она. — Ой, молодость моя уходит, как вода из дырявой кади утекает, некому дырку заткнуть!
— Может, остановимся? — предложил художник. — На этом, так сказать, этапе? Раз обида…
— Да куда ж останавливаться, если мне сейчас сколько Анюте моей! Жги дальше, Виктор Алексаныч, пусть уж я в свои настоящие годы вернусь! Жги, не жалей моей жизни! — Евдокимовна обернулась к Славику, догадываясь, что Кубик только руководит «операцией», махнула ему рукой.