Читать «Старый патагонский экспресс» онлайн - страница 297

— Я не вижу смысла в мести, — сказал он. — Я никогда не понимал, зачем она вообще существует. И я никогда не писал ни о чем подобном.

— А как же «Эмма Цунц»?

— Да, но это единственный такой рассказ. Собственно говоря, он достался мне уже готовым, и я никогда не считал его хорошим.

— Значит, вы не одобряете, когда кто-то гневается или жаждет отомстить за причиненные обиды?

— Месть не исправит того, что уже сделали с вами. Точно так же, как и прощение. Ни месть, ни прощение не имеют смысла.

— А что же вы предлагаете?

— Забвение, — сказал Борхес. — Это единственное, что вы можете сделать. Если со мной случается что-то плохое, я стараюсь внушить себе, что это было давным-давно и с кем-то другим.

— И это помогает?

— Более менее, — он показал свои желтые зубы. — Скорее менее, чем более.

Заканчивая разговор о мести, он снова выхватил из воздуха новую тему, правда, смежную с предыдущей. Вторая мировая война.

— Когда я почти сразу по окончанию войны попал в Германию, — сказал он, — я не слышал ни слова в осуждение Гитлера. В Берлине немцы спрашивали меня — тут он перешел на немецкий: «Вы видите, что здесь творится?» Немцы вообще любят, чтобы их жалели. По-моему, ужасная черта. И они все время показывали мне свои руины. Они хотели вызвать во мне жалость. Но с какой стати я должен был их жалеть? И я отвечал им, — он снова перешел на немецкий: — Я видел Лондон.

Мы продолжили разговор о Европе. Вспомнив о Скандинавии, мы неизбежно пришли к Нобелевской премии. Я не стал напоминать об очевидном, что самого Борхеса предложили в кандидаты. Но он признался:

— Если бы мне ее присудили, я бы помчался тут же, чтобы ее получить. Но разве ее дают американским писателям?

— Стейнбеку дали, — напомнил я.

— Нет, я в это не верю.

— Это правда.

— Я не верю, что Стейнбек все же ее получил. А вот Тагор получил, хотя был паршивым писателем. Он писал деревенские стихи: луна, цветочки. Стихи для домохозяек.

— Может быть, они много потеряли при переводе с бенгальского на английский?

— Они могли только выиграть от такого перевода. Но они слишком примитивны, — он улыбнулся, и его слепое лицо приобрело блаженный вид. Так случалось постоянно, и в такие мгновения по его мимике можно было понять, что он углубился в воспоминания. Он сказал: — Тагор приезжал в Буэнос-Айрес.

— Это было после того, как он получил Нобелевскую премию?

— Наверное, да. В противном случае Виктория Окампо ни за что не пригласила бы его на свой званый ужин, — он ехидно хихикнул. — И мы там поспорили. Тагор и я.

— Из-за чего же вышел спор?

Борхес прибег к нарочито напыщенному тону. Он использовал его, когда хотел облить кого-то презрением. И теперь он важно вскинул голову и произнес:

— Он позволил себе ерничать по поводу Киплинга.

В тот вечер мы встретились, чтобы прочесть рассказ Киплинга «Dayspring Mishandled», но до него дело так и не дошло. Было уже поздно, пора ужинать, а мы увлеклись разговором сперва о рассказах Киплинга, а после о рассказах ужасов вообще.