Читать «Элеазар, или Источник и куст» онлайн - страница 16

Мишель Турнье

Внезапно Кора остановилась и, указав пальцем на судно, пришвартованное у пирса, воскликнула: "Вот он, мой красивый пароход!" И верно, корабль, чей гигантский такелаж заслонял полнеба, как две капли воды походил на тот, что она усердно рисовала много дней подряд. Три мачты, две палубы, высоченная, толстая, словно колонна, дымовая труба, а, главное, пророческое имя — "The Норе" — "Надежда".

Элеазар один поднялся на палубу и вернулся к своим лишь через полчаса. Сделка была заключена, судьба четверых О’Брайдов определилась бесповоротно. Через три дня кораблю предстояло отплыть в Портсмут, штат Виргиния, иными словами, много южнее, чем шло большинство эмигрантских судов, направлявшихся в Новый Свет.

Назавтра Элеазару нужно было доставить на борт пять сундуков — весь их багаж. А еще через день они заночуют на судне, так как оно снимется с якоря уже на заре. Им посоветовали взять с собой как можно больше еды, чтобы разнообразить довольно скудное корабельное меню, а также одеяла, ибо ночи в это время года уже становились холодными. Вот и все, что им удалось разузнать об условиях предстоявшего им шестинедельного морского перехода. "Да, наверное, это и к лучшему", — загадочно сказала Кора.

Последние несколько часов, которые им оставалось провести в Ирландии, были заполнены такой сумасшедшей суетой, таким гомоном, что печаль по родине и страх перед будущим отмерли, забылись начисто. Бенджамин восторженно упивался всем окружающим и был совершенно счастлив этой новой жизнью. Корали острым ироническим взглядом изучала окружающую сутолоку, бросая короткие, но всегда удивительно меткие замечания. Элеазар непрестанно перебирал в уме вопросы, которые затрагивали, а иногда и переворачивали все его убеждения. Величественный образ Моисея не давал ему покоя. В долгие часы ожидания среди толпы других эмигрантов он впервые услышал неведомое, но сияющее слово "Калифорния". Оно прочно запечатлелось в его памяти. Хотя он был еще довольно молод, он уже принадлежал к тому поколению эмигрантов, которые ясно сознавали, что никогда больше не увидят родину и что им предстоит создать себе другую — на чужбине. Как ни горька была эта мысль, она полностью исцеляла Элеазара от глухой тоски, терзавшей его сердце со дня убийства.

Впрочем, ему пришлось много хлопотать, помогая Эстер. Несмотря на хромоту, она провела последние часы на суше в лихорадочных хлопотах по закупке всех нужных для путешествия вещей и провизии; кроме того, необходимо было проследить за погрузкой багажа. Их семья занимала две комнатки в шумном, живописном каравансарае, где жили бок о бок люди самых разных нравов и происхождения, состоятельных и бедных; Элеазара чрезвычайно огорчало близкое соседство детей с этой разношерстной компанией, кишевшей ворами, бандитами и не менее опасными безумцами и пророками всех мастей. "Но ведь и ты сам — беглый убийца!" — говорил он себе, чувствуя на щеке ожог старого шрама.

Бенджамин, ослепленный этой новой, невиданной сутолокой, казалось, не воспринимал ее подозрительные или дурные стороны, но как узнать мысли, бродившие в ясной головке Коры?! Однажды, когда все четверо наблюдали с балкона гостиницы за пестрой толпою прохожих внизу, она вдруг изрекла: "Вот стадо блаженных и проклятых, что спешит на Страшный Суд". И Эстер вспомнила, что именно так, слово в слово, называлась картина, висевшая в Гальвейской церкви Святого Николая.