Читать «Глубинка» онлайн - страница 124
Глеб Иосифович Пакулов
Увидев Котьку, отец подошел к нему.
— Ну, как дела? — спросил он.
— Ничего. Сегодня план перекрою, — похвастал Котька и тут же понизил голос до шепота: — Дай штуки две-три редиски?
— Это еще что такое? — отец помахал перед лицом ладонью. — Никаких гвоздей на этот счет. Завтра в столовой всей утренней смене давать будут. Потерпи. Мы тут сидим, на грядки дышим, чтоб к ночи подросла, вторую смену покормить.
— Я хотел Капу угостить.
— Ты губы не дуй. Ты подумай, дурья башка! — Отец оглянулся, зашептал: — Здесь, что ли, хрустеть станешь? Или где спрячешься, да как жулик? А что в цехе скажут, когда увидят — мастера задабривает? Хорош гусь! Я вон девчонкам и то, крадучись, лишнюю сгрызть разрешаю. Так они не мои, детки, а ты?.. То-то и оно. Совсем другое дело.
— Ладно, папка, я все понимаю.
Котька припустил бегом из теплицы. В дверях девчонки швырнули в него охапкой редисочной ботвы, и он под их веселый смех вылетел во двор, на ходу сбрасывая с себя зеленые шершавые листья.
После смены Котька сказал Ходе, что уже долго не проведывали деда Гошу. Ходя согласно кивнул. Он вообще говорил мало и редко. Больше изъяснялся головой, круглой, как тыква, в белых проплешинах от перенесенной недавно золотухи. Спросят о чем-нибудь, он своей лобастой мотнет туда-сюда или клюнет в грудь подбородком — и весь разговор.
Решили зайти сейчас же. Они знали, что деда от вахтерства освободили. Он караулил склады готовой продукции на территории спичфабрики, добавочно обнесенные внутренним забором, уснул ночью на посту. Деда сочли непригодным к караулам, но не уволили — куда пойдет старый, — перевели в надомники, бумажные кулечки под спички склеивать. Он считался рабочим, хлебную карточку получал — не иждивенческую, да еще за кулечки деньги перепадали. Дед не роптал. Клеил копеечную упаковку и из дому почти не выходил. Ребята не забывали его, помнили рассказы про лихую моряцкую молодость, про походы по морям-океанам, про гибель в Цусиме и всякое другое интересное. Навещали деда кто с чем: тот махорки из отцового кисета отсыплет, этот из-под курицы яичко умыкнет, третий супу в баночке под полой притащит. Девчонки прибегали мыть пол, бельишко немудреное стирали, штопали.
Тихо приоткрыли дверь в дедову каморку, заглянули. Дед сидел у стола, гнул на чурбачке-эталоне шершавую бумагу, мазал края клеевой кистью, пришлепывал ладонью и сразу отмахивал готовый кулечек на пол. Грудка их накопилась у стула, почти скрывала ноги деда. Он не замечал ребят. Он пел:
Ребята знали эту песню, сами орали ее, но так, как ее пел дед, надо было слышать и видеть. Он декламировал нараспев. Седые брови нависали над суровыми глазами, едва-едва покачивалась в морщинистом ухе тусклая серьга, будто боялась спугнуть дедову слабеющую память. И такие же тусклые, как серьга, катились по щекам и гасли в усах его поминальные слезы.
