Читать «Жиль и Жанна» онлайн - страница 23

Мишель Турнье

Прела слушал его со страстным вниманием, прикидывая, какую роль смог бы он сыграть в этой судьбе.

— Так вы говорите, что зло вселилось в него после того, как он потерял Деву Жанну? — спросил он.

— Да, но на деле он потерял ее дважды. В Компьене двадцать третьего мая, когда она попала в плен. И год спустя, тридцать первого мая, когда ее как ведьму сожгли на костре в Руане. Ах, эта безумная поездка в Руан! Я сделал все, чтобы отвратить его от нее. У него не было ни одного, ни единого шанса освободить Жанну. Вернувшись, он был не просто побежден. Много хуже. Я едва узнал его. Словно ужасная казнь Жанны запечатлелась навечно на его лице. Оно больше не было лицом человека.

Под маской равнодушия Прела скрывал радость и хищное любопытство, которое внушал ему рассказ Бланше.

— Не было лицом человека, говорите? Как интересно! Лицо… так какое же лицо?

— Я уже сказал вам: звериное. Дикая, остервенелая личина оборотня. Но, несмотря на это, вполне можно было утверждать, что внешне он не изменился, что он сохранил свой былой облик.

— Объясните.

— Плоть его не изменилась. У него не было ни шрамов, ни иных повреждений. Нельзя было даже сказать, что он постарел. Нет, изменилась его душа. И изменение это исказило черты лица. Лицо, помеченное безнадежностью.

— Так это смерть Жанны довела его до такого отчаяния?

— Отчаяния? Да, несомненно. Он отчаялся, но не опечалился. И это, быть может, и есть самое худшее. То, о чем я вам говорил: нет выхода, некуда стремиться, нет высшей цели в жизни. Но не подумайте, что он вздыхает и рыдает! Как бы я хотел, чтобы он вздыхал! Я бы хотел, чтобы он рыдал! Увы, нет, он смеется, он рычит, словно хищный зверь. Подхлестываемый своими страстями, он рвется вперед, словно разъярённый бык. Видите ли, он полон сил. Он силен… Очень силен. Надо бы найти применение его силе, направить ее, освободить, воодушевить! Франсуа Прела, сумеете вы сделать это?

Бланше с надеждой вперил взор в своего товарища, отвечавшего лишь загадочной улыбкой.

Воистину бедный Бланше запутался в сети противоречий, отчего нещадно мучился. С каждым мгновением зрелище этой новорожденной, но сомнительной цивилизации все больше завораживало и одновременно отпугивало его, равно как и речи Прела навязывали уму его неприемлемые, но очевидные сущности, проистекающие из доказательств весьма своеобразных, однако безупречных. И так во всем, включая нововведения в области искусства — такие, как перспектива в рисунке и в живописи, удивлявшая и тревожившая Бланше. Ему чудилось, что плоское изображение, благонравное и по-детски простодушное, внезапно, как бы повинуясь некой магической силе, вспучилось, раздулось, искривилось и, словно одержимое злым духом, устремилось за грань дозволенного. Глядя на фрески или склонившись над гравюрами, он ощущал себя на краю головокружительной бездны. Эта воображаемая пропасть манила его, и он с трудом удерживался от искушения броситься в нее очертя голову. Прела, напротив, плавал, словно рыба в воде, в этой новой стихии, порожденной искусством, наукой и современной философией.