Читать «Семейный экипаж» онлайн

Голос орла-могильника походил на лай собаки: «Тъяф! Тъяф!»

Сам он из-за старости был не тёмным, а серым, как золой осыпанным, и круглая «шапочка» на темени смотрелась серебряной. Но глаза его по-прежнему наливались янтарным светом, когда орёл с немыслимой высоты видел суслика, что таился в ковылях, или выводок утят на степном озере, чьи берега были белы от соли.

Он жил на свете много-много лет и помнил степь нераспаханной, когда по ней — по брюхо в шёлковых травах! — паслись атласно-карие литые лошади, а в их фиолетовых глазах играла воля-волюшка.

Он ещё застал то время, когда в округе свистели стрелы, оперённые лебяжьими перьями.

Тогда много воинов с червонными щитами осталось лежать в степи. Их подобрали товарищи и похоронили на кургане… Кроме одного, забытого в полыни. Он лежал лицом вниз в шлеме, в кольчуге, в кожаных рукавицах с металлическими нарукавниками, и орёл с орлицей прыгали по нему, пытаясь расклевать стальную оболочку:

«Тъяф! Тъяф!»

Всё-таки витязь встал, прихрамывая побрёл к реке, отмахиваясь от птиц, захмелевших от красной крови его, что родничками просачивалась сквозь ячеи кольчуги. Он припал к воде, напился досыта, крикнул и не услышал своего голоса:

— Люди-ии!..

Девушка — откуда она взялась? — в одну руку дала ему пастушеский батог, другую положила себе на спину и повела воина в селение своих отцов. А птицы покружились над живыми и улетели с обиженным:

«Тъяф! Тъяф!»

Плосколицые бабы-берегини, вырезанные из белого камня, смотрели на живых задумчивыми очами. Время и ветры отшлифовали их щёки и животы до смуглого телесного блеска, и девушка, сгибаясь под тяжестью спутника, говорила им нечто благоговейное, ибо это были могилы её предков, и просила у них помощи:

— Дайте мне силы до дому его довести.

По пути витязь то и дело дотрагивался до кожаного кисета на поясе: тут ли он?

— Табак? — спросил а девушка.

Раненый ответил по слогам:

— Зёр-ныш-ко!

Позднее орёл увидел витязя без кольчуги и шлема. В чистой рубахе с закатанными рукавами, с открытой ветру головой, он шёл за плугом, впряжённым в литую карюю лошадь, и пел. А вслед за ним тянулась чёрная, жирная, всвал полоса земли. Вдоль неё бежали дети, мал мала меньше, и шла женщина.

Как ты переменилась, степь!

Куда-то делись табуны тёмно-карих лошадей. Да и были ли они?..

Потеснились к обочинам дорог струистые ковыли, полынь и многоглазый воитель-татарник в жёстких малиновых башлыках… Вместо них но всей степи встали хлеба, да так плотно, колос к колосу, что не всякая птица-перепел выберется из них па белый свет: запутается в стеблях. И летит старый орёл до добычи, зерном вскормленной, росой вспоенной:

«Тъяф! Тъяф!»

Сладка добыча, да с годами стала горчить. У старого орла умерла орлица, и вторую семью он не завёл: поздно. Своё просторное гнездо из сучьев он уступил молодой орлиной чете, а сам ночует без гнезда на той же лиственнице, поскольку других больших деревьев в степи нет.

Старый орёл постоянно болеет. Ест он мало, а воды пьёт много. Сегодня он полетел было на реку утолить жажду, но до реки не дотянул. Он увидел под собой такыр — глинистую землю, от жары растресканную на плитки с загнутыми краями, словно на плошки или на блюдца. В них с утра собралась роса. Орёл опустился перед плошкой и принялся пить, закатывая глаза от старости.