Читать «Старый порядок и революция» онлайн - страница 89

Даже в обычное время села исполнены нищими. Как утверждает Летрон, городские бедняки еще получают помощь, тогда как в деревне зимой нищенство являет собой для иных безусловную необходимость.

Время от времени с этими несчастными обходятся крайне жестоко. В 1767 г. герцог де Шуазель вознамерился вдруг разом покончить с нищенством во Франции. Из переписки интендантов мы узнаем, с какой суровостью он принялся за дело. Дозорная команда получила приказ немедленно задержать всех нищих, что имелись в королевстве. Как утверждают, что схвачено более 5 тыс. человек. Дееспособных бродяг должны были отправить на галеры; что же до остальных, то для них было открыто более сорока приютов. Но было бы лучше, если бы для них распахнулись сердца богачей.

Правительство Старого порядка, бывшее, как я уже указывал, столь мягкосердечным и иногда столь робким, столь расположенным к формальностям, медлительности и осмотрительности, когда речь шла о высших классах, в то же время было достаточно жестоким и скорым, когда действовало против классов низших, в особенности против крестьянства. Из всего множества прошедших перед моими глазами документов я не нашел ни одного, где бы шла речь о задержании буржуа по приказу интенданта. Крестьяне же задерживались постоянно — по поводу барщины, ополчения, нищенства, нарушения полицейских правил и в тысяче других случаев. Для одних существовали независимые суды, судебная волокита, охранительная гласность; для других же — офицер дозорной команды, наскоро выносивший приговор, не подлежащий обжалованию.

«Громадное расстояние, отделяющее народ от прочих классов, — писал Неккер в 1785 г., — способствует отвлечению внимания от того, каким образом обращается власть с человеком, затерянным в толпе. Не будь французы наделены мягкостью и человечностью, свойственной вообще духу того времени, это обстоятельство было бы предметом вечного сожаления для тех, кто сочувствует тяготам рабства, от которого избавлен сам».

Но тяготы гнета проявлялись даже не столько в том зле, что причинялось этим несчастным, сколько в той пользе, какую они могли сами себе принести и каковой их лишали. Они были свободны и владели землей, но в то же время оставались почти такими же невежественными, а зачастую и еще более бедными, чем их предки-крепостные. Среди чудес искусства они жили просто и безыскусно, в блестящем мире просвещения оставались невежественными. Сохраняя ум и проницательность, свойственные всему крестьянскому племени, французские крестьяне так и не научились ими пользоваться. Они даже не смогли преуспеть в обработке земли, что, собственно, было их единственным занятием. «Перед моими глазами — земледелие Х века», — говорил один известный английский агроном. Французские крестьяне отличались только в военном ремесле; по крайней мере, здесь они естественно и необходимо соприкасались с другими классами.

Таким образом, крестьянин жил в бездне уединения и отчаяния, в своем мирке, непроницаемом для чуждых влияний. Я был удивлен и почти напуган, узнав, каким образом администрация получала сведения о населении кантона менее чем за 20 лет до беспрепятственной отмены католического культа и осквернения церквей. Приходские священники называли число явившихся во время Пасхи к святому причастию; к этому числу прибавляли предположительное количество малых детей и больных — общее число и принималось за количество населения, И тем не менее веяния времени уже проникали со всем сторон и в эти грубые умы — они доходили к ним окольными и потаенными путями и принимали в этих темных и тесных вместилищах самые причудливые формы, но со стороны не было заметно никаких перемен. Нравы крестьянина, его привычки и верования казались прежними; крестьянин был покорен, он был даже весел.