Читать «Сорок роз» онлайн - страница 118

— Мы думаем, мы размышляем. У нас есть желания и воспоминания. Иными словами, в hic et пипс, в Здесь и Сейчас, мы не бываем никогда. Сейчас проскакивает мимо. Сейчас-сейчас-сейчас. Солдаты на фронте однозначно это подтвердили. В миг ранения они не чувствовали ничего. Однако же там, в нулевой точке нашего времени, есть бытие Бога, Его вечность. Да, Бог есть, Он существует, только мы не способны уловить Его, как и мимолетное Сейчас. Почему на буфете стоит менора, моя дорогая? Ты разве нам изменила?

— Нет-нет.

— Ходила вчера к рождественской мессе?

— Твоя сестра, — пришел на помощь Макс, — была немного простужена. И я упросил ее остаться дома.

— Ах вот как, — обронил брат.

Луиза внесла жареных пулярок, Макс их порезал, Мария разложила ножки по тарелкам. Когда Луиза удалилась, брат промокнул уголки губ дамастовой салфеткой и сказал:

— Трогательно с твоей стороны подать старое бордо. Помнишь? Мы с тобой встречали Рождество в библиотеке маман — пили бордо твоего года рождения. Я тогда предложил отправить тебя в безопасное место.

— Да, — рассмеялась она, — либо к тебе в ковчег, либо в пансион. Tertium non datur, так ты сказал.

— Мария отвергла оба варианта, — сказал брат, обращаясь к Максу, — и папá пришлось пойти на хитрость, чтобы отправить эту упрямицу в пансион, в монастырь Посещения Елисаветы Девой Марией.

— Как бы мне хотелось знать, вправду ли он был в Африке.

— Этого мы никогда не узнаем, — вздохнул брат, — requiescat in pace, мир праху его.

Некоторое время все молча жевали, причем брат так пристально смотрел на Марию, что даже слегка слепил ее моноклем, поблескивающим в свете канделябров. Монсиньор был весь в черном, но как бы со всех сторон притягивал к себе свет — даже шелковый шнурок монокля сбегал по груди глянцевой полоской.

— Ни для меня, ни для Макса, — произнес он, — неприемлемо, что ты не ходишь к мессе. Для меня по причинам религиозным, для него — по политическим. Как представителю христианской партии твоему супругу необходимо, чтобы его жена исполняла свой долг. Не так ли, Макс?

— В принципе да, конечно…

Брат поднял бокал:

— Благословенного Рождества, дорогой свояк, дорогая сестренка, и большое спасибо за приглашение.

Мария подождала, пока дверь за Луизой опять закроется, потом сказала:

— Знаешь, братишка, вместо церкви я предпочитаю ходить с Максом в кино.

Монокль скатился на грудь.

— Полагаю, — спесиво заметил монсиньор, — там идут увлекательные картины.

— Да, кинохроника. Недавно в надцатый раз показывали фильм про концлагеря, про Освенцим.

— Дорогая, — вмешался Макс, — эта тема неактуальна. Ныне нам угрожает мировой коммунизм, а не этот психопат с усишками.

— Совершенно верно, — добавил брат, — Рождество — праздник мира.

— Я всего-навсего пытаюсь представить себе Страшный суд, — улыбнулась она.

— Мария, прошу тебя!

— Sorry, Макс, я с ума не сошла. С ума сошли господа богословы, которые вполне серьезно утверждают, что, когда затрубят трубы, все живое вернется к Творцу, все ноги, руки, языки — кроме мертворожденных младенцев, разумеется. Они на веки вечные заточены в лимбе.