Читать «Снежные псы» онлайн - страница 72

Тогда Лара промолчала, но в тот же вечер спросила:

– Скажи, Егор, а зачем ты все-таки захотел сюда попасть?

Теперь не ответил Гобзиков. Не хотелось ныть перед девчонкой, вдаваться в подробности.

– А все-таки? – не отставала Лара. – Зачем?

Тогда Гобзиков ответил:

– Я не туда, я оттуда.

Это было правдой.

Ему не очень хотелось вспоминать про то, как в восемь лет он выучился пришивать пуговицы, штопать носки и варить картошку. Про то, как мать ни разу не спросила его, нравится ли ему учиться в Лицее. (Потому что она сделала слишком много для того, чтобы сын учился в Лицее, и он должен это ценить.) Про то, как все свои редкие выходные мать сидела на табуретке и смотрела в окно. Будто кого-то ждала.

Гобзикова всегда интересовало, кого она все-таки ждала. Ему казалось, что отца. Об отце в их семье не говорилось, и так было всегда. Считалось, что его нет. А однажды он услышал, как мать разговаривала на кухне со своей приятельницей, и узнал, что отец его был сумасшедшим и всюду вбивал гвозди.

История с гвоздями его весьма удручила. И даже испугала – в последнее время Гобзиков замечал ту же привычку и за матерью, она тоже бессмысленно вбивала гвозди. Это было страшно.

Вообще страшного вокруг хватало. Дом с косыми деревянными полами. Улица Красных Партизан – слепые от грязи двухэтажные дома, дохлятина в канавах. Дорога до остановки – между грязными некрашеными гаражами. Школа. И цвет, хуже всего был цвет – цемент или жидкая грязь.

Будущее тоже представлялось страшным. Расписанным черно-белым, не допускающим вариантов. Гобзиков боялся его и не хотел, чтобы оно наступало. Но до будущего надо было дожить. Надо было учиться, хорошо учиться, быть первым в учебе. Потому что только первый получит губернаторскую стипендию, только первого возьмут в Лицей им. Салтыкова-Щедрина. Потому что только первый сможет выбраться с улицы Красных Партизан.

Быть первым оказалось тяжело, но Гобзиков старался. Изо всех сил старался. И какое-то время был первым. Даже после того, как открыл сарай и у него появилось о чем думать.

К их квартире прилагался сарай. Большой, почти двухэтажный. Дверь в сарай была завалена дровами и каким-то абсолютным барахлом. Причем до такой степени завалена, что на завалах даже разрослись кусты, причем уже немаленькие. Сарай не открывали лет двадцать, а то и дольше. Гобзиков решил узнать, что в нем и почему в него так долго никто не заглядывал.

Как выяснилось, у квартиры имелась история. Причем отнюдь не безоблачная. Ее преждний владелец слыл странным человеком. Он был то ли изобретателем, то ли землемером. У него имелся маленький сын, и он везде ходил со своим сыном, посадив его в рюкзак. А потом землемер умер от сердечного приступа. Это случилось летом, когда в доме никого не было – все разъехались по курортам. И ребенок пробыл несколько суток один. Вернее, с мертвым папашей. Его спасли электрики, проверявшие счетчики.

После того случая в квартире никто не жил, боялись все чего-то. И в сарай никто не заглядывал по той же причине – считали, что в нем живет дух изобретателя. Ну, или что-то вроде.