Читать «Избранная проза и переписка» онлайн - страница 90

Завыла труба на третий урок. Стоянов встал, крикнул с презрением:

— Ваша взяла!

Бросил на стол деньги, толкнул барышень, ушел. На урок он опоздал, а пирожные были отданы детям из приготовительного класса. Вечером дети сделали ему овацию около столовой, крича «браво, Стоянов, спасибо, Стоянов», а он уже улыбался милостиво, как царь, велевший раздать на площади народу хлеб и бражку.

Конечно, такие истории случались не каждый день, во все-таки Загжевский должен был тосковать от парадоксального местоположения карцера. Он слышал, как ученицы прибегали выпить молока, голос торговки, говорившей каждому из клиенток

— Бедная мадам Загжевская. Вот тут за дверями сидит ее старший сын. Догулялся со своей пудрой на носу. Не подходите к дверям. Запрещено начальством. Все-таки справедливо, что его раз посадили. Ревизор, господин Лакомый, абсолютно справедлив.

А для меня первый приезд ревизора был овеян ужасом, жалостью к Загжевскому, бессильным возмущением. Но я этого не показывала. Я ходила с подругами мимо карцера и пела гимназическую песню:

Перед тем как в карцер сесть, Можно сладкого поесть. А лишь выйдем из тюрьмы, Вновь сосем конфеты мы.

Или:

Сижу за решеткой в темнице сырой Вскормленный на воле Индюк молодой.

Однажды после чая я бросила за решетку булку, в которой была пилка для ногтей и лестничка из шелковых ниток. Загжевский смеялся, но по выходе из карцера перестал со мною здороваться, а я, четырнадцатилетняя, горько обиделась и впервые написала про него стихи, не лирические, а издевательские, на гимназическом жаргоне — куплеты, и устроила так, что он их услышал в исполнении моих подруг.

Длинная песня рассказывала про ревизора, директора, о прогулке Загжевского с Матрониным, передавала даже их мнимый разговор. Загжевский будто бы говорит Матронину, что ему надоели поклонницы, бегающие за ним повсюду, но в то же время он Матронина и жалеет, что за ним поклонницы не бегают… Загжевский перечисляет по фамилиям своих поклонниц (Короткова, Эвенбах) и, конечно, не забывает меня, которая

Третий год Обо мне в стихах поет.

Ревизор идет, конечно, «устремив во тьму свой взор», а затем совсем обидное, что Загжевский убегает, как теленок.

Чтоб Матронин, хоть пока, Подставлял свои бока.

И размышляя о судьбе поклонниц, если бы они оказались в аналогичном с Матрониным положении:

Короткова, Эвенбах — Все б остались на бобах.

Реакция Загжевского на эту песню и была тем окончательным мрачным впечатлением, которое оставило у меня посещение нашего лагеря самым могущественным иностранцем, никогда не писавшим о нас статьи, а только доклады, — чехом-ревизором.

ИМЕНИТЫЕ ГОСТИ

Их у нас перебывало множества. Их принимали хорошо — в грязь лицом перед ними не ударяли. Они пели и играли на нашей сцене, они читали нам лекции. Они неправдоподобно рассказывали о нас миру.