Читать «Избранная проза и переписка» онлайн - страница 113
Алла Сергеевна Головина
— Как тебе не стыдно. Я все знаю. Я не знаю, что я с тобою сделаю.
Он поднял темные брови и спросил небрежно:
— Что с тобой опять случилось?
— Не задавайся! — закричала Маша. — Ты думаешь, что я в тебя влюблена?
— Да, — ответил Загжевский мелодично.
Маша покраснела и засмеялась.
— Честное слово — нет, — сказала она.
— Ах, Машенька, — сказал Загжевский. — Вы же все в меня влюблены. Я же не могу больше в церкви прислуживать из-за того, что все на меня смотрят.
— Ха, ха, ха, — смеялась Маша. — В кого ты влюблен?
— Я — одинок, — сказал Загжевский строго. — Меня любовь не удовлетворяет. Я — как статуя.
* * *
Поплелось время без близкого присутствия Загжевского. Он приезжал только на праздники и на летние каникулы. Он ссорился и мирился со мной, он рассказывал мне о своей замечательной жизни в Брно. Он сшил себе смокинг, он носил палевые перчатки, он душился «Шипром».
Я уже вполне была уверена, что он в моей жизни не реальность, не судьба, не счастье. Я сознательно уже перевела его в тот план, где слабо дышат музы, где стоят розовые замки сентиментальности, где детский сон открывает глаза больше от страха и сейчас же закрывает их руками, чтобы ничего опасного и не увидеть. А в плане жизни я уже предвидела иное, принимала все и была готова к реальности.
* * *
Я кончила гимназию с Загжевским-младшим. Он очень хорошо учился по математике, плохо по-русски, плохо по-латыни. Латинист его ненавидел я говорил так:
— Все фотографии печатаете, негативы проявляете. Хе-хе. Подобно тому как Форд выпускает каждую минуту по автомобилю, наш Загжевскнй выпускает каждую минуту по фотографии лагеря и его окрестностей. А что вы по-латыни знаете? Бежал через мосточек, ухватил кленовый листочек, хе-хе…
Весь класс начинал смеяться сомнительным остротам и смотреть на Загжевского. А он говорил:
— Я все старое знаю, но не повторял. Спросите меня послезавтра.
Наш выпуск был несчастным выпуском. Когда мы перешли в восьмой класс, директор сказал нам:
— Вы напоминаете мне выпуск 1926 года. Самый недисциплинированный. Вот случай, характерный для того выпуска: ревизор, господин Лакомый, сказал, что выдержавшие экзамены ученики не смеют покидать лагеря до окончания всеми экзаменов. И что же? Идет он прогуляться в город на второй день экзаменов и видит картину — впереди него идет Митинская в коротком розовом пальто, а по бокам Троилин и, как его, Крейцберг. А них Морковин с букетом. У Троилина на голове чемодан, у Крейцберга на лице — маска собаки, и он лает. Выйдя на площадь, все грянули хором неприличную песню. А Морковин стал бросать цветы под ноги Митинской. Господин Лакомый не захотел к ним подходить, но сейчас же вернулся в лагерь без лица. Все впечатление от экзаменов было сорвано. Отчего вы, собственно, смеетесь?
Весь наш класс хохотал не нервно, а в голос, переживая странички прошлого и представляя себе Крейцберга, как живого.
Восьмой класс должен был теоретически подавать пример другим классам, но про наш класс говорили: «Не берите с них примера». Вот краткий перечень несчастий, которые стряслись над нами в том году.