Читать «Сёстры Строгалевы (сборник)» онлайн - страница 40
Владимир Дмитриевич Ляленков
Молва о знаменитом рассказчике дошла даже до старших групп.
Однажды к Гене в палату забежал мальчишка, по имени Севка. Этот Севка был бойкий и драчливый. Послушав Геню один вечер, Севка начал ходить часто. И как-то разыскал Геню, когда ой сидел в комнате Павла Филиппыча. Севка присел на стул и попросил что-нибудь рассказать.
— О чём?
— О собаках.
Геня рассказал про Муму.
Севка выслушал и, ни слова не сказав, убежал. А на другой день после школы снова пришёл к нему.
— Читаешь? — спросил Севка.
— Читаю и думаю, — ответил Геня и посмотрел на замёрзшее окно.
— А что думаешь?
— О маме, о Ленинграде, — сказал Геня.
— Ты где там жил?
— На Гаванской.
— А я на Лиговке.
Севка подошёл к двери, выглянул в коридор, плотно прикрыл дверь и снова присел.
— Ты тихий и умный, — заговорил он шёпотом, — а я бедовый и никогда не болел. Со мной не пропадёшь. — Пошарив рукой в кармане, Севка достал кусок белого хлеба.
— Хочешь?
— Ешь сам.
— Бог велит всё пополам делить, — сказал Севка и отломил половину куска, — держи. Давай с тобой дружить?
— Со мной ты не будешь дружить. Я ведь не такой, как все. Баловаться я не люблю. Ты со мной будешь скучать. У нас разные характеры.
— Это ничего. Ты послушай меня: давай сбежим?
— Куда?
— В Ленинград.
У Гени даже рот раскрылся. Этого он никак не ожидал.
— Полезли на чердак и поговорим, — предложил Севка.
На чердаке было холодно, но совещались до вечера. Ночью снилась мама. Она бегала по холодному коридору квартиры, заглядывала во все комнаты и звала: «Геня! Геня!»
Бежать решили, когда потеплеет. Такое время наступило, и в одну из ночей заговорщики исчезли из детдома. Проводником был Севка. На вокзал они пришли в потёмках. Сидели в маленьком скверике, в кустах, покуда не рассвело. Только утром к станции подошёл тёмный пыхтящий паровоз.
— Товарный! — шепнул Севка. — Бежим!
Они пробежали через перрон и вскоре сидели в тамбуре запломбированного вагона.
— Ты со мной не бойся, — успокаивал Севка, — я на пригородных катался, и ничего. А на тех страшней: проводники то и дело ходят по вагону, а здесь никого нет. Через день-два будем в Ленинграде.
Вагоны вздрогнули, стукнулись и спокойно покатились.
Едва пригрело солнышко, забрались на крышу и растянулись там на животах, держась друг за друга.
Геня глядел по сторонам и чуть ли не дрожал от восторга. Фух ты! Хорошо рассказывается в книгах про леса, поля, но видеть своими глазами! Здорово!
— Это что, Севка? — спрашивал он.
— Овраг, а за ним лес.
— Неужели то лес?
— Лес, тебе говорят. А вон то птица — коршун.
Остался позади овраг с белыми скатами. Сразу же от железной дороги тянулось к горизонту гладкое зелёное поле. Трава на нём густая, короткая и везде одинаковая. Похоже было, будто это не поле, а громадный ковёр. А горизонт! Вот он, настоящий горизонт. Синий, прозрачный и чистый. На нём появлялась какая-нибудь тёмная кромка. Кромка кончалась, и снова простор. Гене захотелось побыть птицей и полетать. Он вздыхал глубоко, смахивал с глаз слёзы, выступавшие от встречного ветра, и жмурился.