Читать «Русское боевое искусство «Система»» онлайн - страница 30
Юрий Анатольевич Серебрянский
В “Системе” есть четыре основных способа управления противником:
• Создание неудобств.
• Ударное управление.
• Управление болью.
• Моделирование ситуаций.
При этом моделирование ситуаций является высшим способом управления противником, потому что позволяет молниеносно решать комплексы поставленных задач, включая и фактор неожиданности.
Приступая к любой “системной” тренировке, надо помнить о том, что в трехмерном мире существуют три плоскости: фронтальная, горизонтальная и вертикальная.
Любое тело, которое находится в пространстве, имеет шесть степеней свободы: три постоянных, вращаемых вокруг трех осей.
При этом если тело закреплено в одной точке, то оно может совершать только вращательные движения.
Если же тело закреплено в двух точках, то оно имеет одну степень свободы и пять степеней связанности. Когда тело закреплено в трех точках, у него шесть степеней связанности.
Православие — духовный стержень боевого искусства "Система"
Для того чтобы “Система” включилась в человеке, нужна кропотливая работа сознания. Для любого “системщика” переживание или сопереживание — это образ жизни. Не каждому человеку под силу идти по этому Пути. “Система” — Путь для избранных, трудолюбивых и готовых к самопожертвованию. Кто сам не плошает, тому и Бог помогает.
Что же такое для “системщика” переживание и сопереживание?
Я позволю себе привести пример из книги Евгения Лосева “Миронов”, в которой автор рассказывает о донских казаках времен русско-японской и гражданской войн:
“Ну а мужеству, характеру Разина ты, Миронов, отдаешь дань?
- Не только отдаю, но готов встать на колени и поклониться. Он встал на колени, перекрестился и коснулся лбом холодных плит храма. Приподнялся.
Суровый, нелюдимый и, кажется, мало что видящий вокруг себя, как в полусне начал продвигаться в глубь храма. Вдруг что-то непонятное произошло с его головой — какое-то ослепление или очищение?
Он просто не мог объяснить своего ощущения. В голове будто ни одной мысли, и такая она легкая, чистая стала. Он сделал полшага в сторону — и снова тяжесть обычная вступила в голову.
“Что бы это значило?” — подумал и вернулся на эти самые полшага назад и специально встал на то место, где ему почудилось облегчение, похожее на детскую радость. И — о чудо! — снова такое же светлое и легкое озарение. Он опустил голову, как-то весь расслабился, его широкие плечи опустились…
Во всем теле чувствовалась радость и легкость. Обновление и успокоение.
Потом Миронов узнал, что в самом центре храма есть такая точка, через которую невидимой нитью связываются небо и земля, и если человек найдет ее, то почувствует как бы возрождение своих духовных и физических сил.
… Вот тебе, подумал Филипп Кузьмин, и безграмотные предки!.. Это какой же надо сверхъестественной силой обладать, талантом, даром, чтобы осуществить невероятный замысел — сосредоточить в одной невидимой нити разлитую в мире божественную энергию! И чтобы эта энергия проникала в человека и воскрешала его.
Будто одновременно прикоснувшись к небу и земле и получив от них концентрированную энергию солнца, воздуха, воды и недр, он по-новому взглянул на иконостас, составленный из ста двадцати пяти икон в золотых рамках от пола до сводов…
Такого великолепия ему еще не приходилось встречать, и он непроизвольно перекрестился… Что это с тобою, Филька Миронов? Ведь тебя же считали чуть ли не безбожником! Да и сам ты, помнится, хорохорился, что не веришь в бога. Выходит глупая молодеческая самонадеянность может явиться где-нибудь в глухом месте, в степи… А вот когда тут постоишь, потрясенный и безмолвный, да поглядишь и подумаешь хорошенько, то не только голова прояснится, но и мысль возникает, что всякое творение не обходится без участия могущественных сил. Ему на память пришли слова его дяди по имени Тит, богатого казака, который всегда говорил, что за любое дело надо браться с именем Бога, помолясь, и дело всегда сладится.
Вот уж никогда бы не поверил, если б сам не испытал такого состояния, что из церкви люди выходят умиротворенные и очищенные от скверны дурных поступков. И просветленный совестью Миронов вышел на паперть, новыми глазами взглянул на солнечный мир и станицу. Улыбнулся в усы…”