Читать «Солнечный круг» онлайн - страница 2

Михаил Наумович Герчик

С Арктической мы свернули направо. Я прочел на угловом доме табличку и зачмыхал носом: «улица Таймырская». Отец погрозил мне пальцем и сделал каменное лицо. Однако не успели мы дойти до конца квартала, как его губы растянулись в улыбке: впереди простирался проспект Челюскинцев.

Возле продуктового магазина «Айсберг» я уже засмеялся, ничуть не заботясь о приличии. Отец как-то тоненько захихикал, но тут же оборвал себя и на всякий случай торопливо оглянулся. Зато в проезде Георгия Седова он захохотал во все горло, а у кафе «Снежинка», на улице Ангарской, мы оба долго выли от восторга.

Обессиленные, изнемогающие, мы добрались до автобусной остановки «Роза ветров» и повалились на скамейку. Я визжал, а может, даже хрюкал, потому что смеяться больше просто не мог, и старушку, рядом с которой мы уселись, словно ветром сдуло: наверно, она посчитала нас за сумасшедших.

Немного отдохнув, мы мужественно продефилировали по улицам Руальда Амундсена и О. Ю. Шмидта, потом купили мороженого в павильоне «Белый медведь» возле кинотеатра «Енисей», новые ботинки в детском магазине «Пингвин» и порошки от головной боли в аптеке, которая называлась просто «Аптека». В этой «Аптеке» мы пришли к выводу, что «крестным отцом» Северного поселка был или какой-то морской волк, всю жизнь проплававший в арктических и антарктических водах, а под старость бросивший якорь в нашем городе, или человек необычайно последовательный и целеустремленный. Раз поселок Северный, значит, никакими другими частями света здесь и пахнуть не должно! И точка. Интересно, какое название он придумает для аптеки? «Полярная звезда» или «Тунгусский метеорит»?.. А может, так оставит? Без названия?

По дороге домой мы заглянули в 4-й переулок Лазарева и Беллинсгаузена. Был он узеньким — двум машинам не разойтись — и тихим, со старыми дуплистыми липами вдоль скрипучих дощатых тротуаров — сквозь щели выбивались зеленые чубчики травы. В палисадниках перед деревянными домиками буйно цвели мальвы, георгины, сквозь кусты сирени не разглядеть было окон. Казалось, этот переулок перенесли сюда из какой-то сказки, со сцены театра, что ли, и отгородили невидимой стеной от всего остального мира, так был он непохож на все, что мы до сих пор увидели на Северном поселке. Только телевизионные антенны над крышами были одинаковыми и там и тут. Последний целиком сохранившийся уголок старой Слепни…

Мы прошли немного вглубь. У невысокого забора на лавочке дремал старик. Несмотря на жару, старик был в потёртой зимней шапке и толсто подшитых рыжих валенках. Услышав наши шаги, он открыл глаза и добродушно кивнул, словно старым знакомым.

Мы поздоровались, сели на нагретую скамейку, и я осторожно спросил:

— Дедушка, а почему ваш переулок так называется — Лазарева и Беллинсгаузена? Как он раньше назывался?

— Раней? — Дед пожевал ввалившимися губами и полез в карман за куревом. — Раней он, сынок, Липовым прозывался. Вишь, липы какие! Лет по сто, а то и болей. А перехристили, чтоб, значит, не забывали хороших людей, Лазарева и этого самого… Белисгазена. Про него я тебе, к примеру, ничего не скажу, такого не ведал, брехать не буду, а вот товарищ Лазарев, Петр Егорыч, правильный был мужик. Отсюдова родом, со Слепни. Мы в империалистицкую разом службу служили, а как вышла революция, Петр Егорыч всем нашим полком комиссарил. Под Перекопом голову сложил, вечная ему память.