Читать «Феномен Локотской республики. Альтернатива советской власти?» онлайн - страница 148

Когда я прибыл к Каминскому, то взял на себя руководство идеологической работой, за которую ранее отвечал Хомутов. Жора же стал заниматься политработой в армии. Она велась в остром антисоветском духе, примерно по дабендорфовской схеме, но это были не курсы, а «живая» работа с людьми. К этому времени немцы уже ослабели, и нам все же удалось официально открыть партию. В типографии, которая была под моим началом, отпечатали ее программу. Это была схема Национально-трудового союза — НТС. Первая страница с названием Национал-социалистической партии России была отрывной, а остальное — все по тексту. Схему мы кончили печатать в июне 1944 года, а 12 июля уже эвакуировались. Началось советское наступление. Красная армия окружила Минск. Бригада с семьями стала отходить в Польшу, в сторону Варшавы. Было ли направление эвакуации определено немцами, не знаю.

Подойдя к Варшаве, я отпросился у Каминского на встречу со своими соратниками из НТС. Не забуду момент прощания с Брониславом Станиславовичем. Каминский, вероятно, уже чувствовал, что его дела плохи. Он был в Польше, но воевать с поляками не мог. Да и бригада после Лепеля стала быстро разлагаться. Уйдя из родных мест, солдаты потеряли смысл борьбы и постепенно превращались в обычных мародеров.

Встретившись со своими друзьями, я узнал от Вани Виноградова об аресте руководства нашей организации и о том, что меня разыскивают немцы. Возвращаться в бригаду было опасно.

Дальнейшее происходило без меня. Судя по рассказам ребят, с которыми я поддерживал связь, Каминского, еще до начала восстания в Варшаве, зачем-то вызвали немцы, и он исчез. Считают, что его расстреляли, хотя прямых фактов на это нет. Я думаю, это верно. Он стал им больше не нужен. Оставшаяся без командира бригада была переформирована.

Я уехал в Катовицы, к священнику — нашему человеку, который выписал мне новое метрическое свидетельство. Так я стал Романом Григорьевичем Воробьевым. С этим документом и приехал к нашим под Вену и поступил в фирму «Эрбауэр». Там уже работали Виноградов и Болдырев. Меня определили в начальники канцелярии — должность на бумаге. Со всей работой справлялись работники фирмы.

Так в качестве служащего Воробьева я и существовал до тех пор, пока меня не вызвал к себе Игорь Юнг, тоже член Союза. Русский, родившийся в Германии, он был в чине майора и возглавлял небольшой лагерь, где должны были готовить людей для переброски в советский тыл.

Он-то и взял меня к себе. Дал чин капитана и поручил преподавательскую работу. В этом лагере преподавал русскую историю Николай Иванович Осипов — лейтенант с седой бородой, а до этого — советский профессор антибольшевистских убеждений. Вместе с ним, после войны, мы писали «Очерки большевизмоведения». Посылать какие-либо отряды мы не собирались. Это была липа. Просто Юнг старался объединить и спасти людей для дальнейшей борьбы. Правда, один отряд все же был сформирован — отряд Соловьевых. Их было два брата, Коля и Володя. Родом они из Галиции, но русские ребята. Они ушли на Родину по своей воле. Просто не хотели эвакуироваться, жить в Германии. Решили вернуться домой — их там все знали, — укрепиться и вести союзную работу. Цель работы была довольна туманной, но ребята надеялись сориентироваться на месте. Братья Соловьевы благополучно дошли и закрепились на Родине. Вообще в России оставались многие. После войны большинство из них получили срок и отсидели. Некоторые исчезли бесследно. Например — Жора Хомутов. Еще при эвакуации из Дятлова он организовал отряд, в который вошли несколько членов нашего Союза, присланных из Минска Георгием Сергеевичем Околовичем, который был главным на весь средний участок оккупированной России. Он служил у Меньшагина — бургомистра Смоленска, в должности начальника транспортного отдела. Это было для нас очень важно: транспортный отдел — это машины, связь.