Читать «Потоп» онлайн - страница 36

Оба замолчали, и наступила тишина. Слышны были только тяжелые вздохи Кмицица. Последние слова Оленьки прорвали кору, покрывавшую его совесть. Он чувствовал себя униженным, но не знал, что ей ответить, как защищаться. Начал быстрыми шагами ходить по горнице, а она сидела неподвижно. Над ними точно нависла черная туча. Им было тяжело друг с другом, и долгое молчание становилось все нестерпимее.

— Будь здорова, — промолвил вдруг Кмициц.

— Уезжайте, — ответила Оленька, — и пусть Господь вас наставит на путь истинный!

— Я уеду. Горько было твое питье, горек твой хлеб. Желчью меня здесь напоили…

— А вы думаете, что мне сладко? — ответила она голосом, в котором дрожали слезы. — Будьте здоровы!

— Будь здорова!

Кмициц направился было к дверям, но вдруг повернулся, подбежал к ней и, схватив ее за обе руки, сказал:

— Не отталкивай меня, ради Христа, неужто ты хочешь, чтобы я умер по дороге?!

При этих словах девушка зарыдала, а он держал ее в своих объятиях и повторял сквозь стиснутые зубы:

— Бейте меня, кто в Бога верует, бейте! Наконец воскликнул:

— Не плачь, Оленька, ради бога, не плачь! Я сделаю все, что хочешь. Тех отправлю… в Упите все улажу… буду жить иначе… я люблю тебя… Ради бога не плачь, у меня сердце разрывается. Я сделаю все, только не плачь и люби меня.

И он продолжал ее ласкать и успокаивать, а она, наплакавшись, сказала:

— Поезжайте! Господь водворит между нами мир и согласие. Я не сержусь на вас, мне только больно…

Луна уже высоко поднялась над снежными полями, когда Кмициц возвращался в Любич, а за ним, растянувшись длинной цепью по широкой дороге, следовали его солдаты. Они ехали через Волмонтовичи, но более кратким путем, был сильный мороз, и можно было безопасно ехать через болота.

К Кмицицу подъехал вахмистр Сорока.

— Пане ротмистр, — спросил он, — а где нам остановиться в Любиче?

— Иди прочь, — ответил Кмициц.

И он поехал вперед, ни с кем не разговаривая. Это была первая ночь в его жизни, когда в нем заговорила совесть, и он стал сводить с нею счеты, и счеты эти были для него тяжелее его панциря. Вот, например, он приехал сюда с запятнанной уже репутацией, а что он сделал, чтобы ее исправить? В первый же день позволил стрелять в портреты и развратничать, потом солгал, что сам не принимал в этом участия; потом позволял повторять это каждый день. Затем солдаты избили и обидели мешан, а он не только не наказал виновных, а бросился на поневежское войско, перебил солдат, офицеров погнал голыми по снегу. Они пожалуются на него, и он, конечно, будет присужден к лишению чести, состояния, а может быть, и жизни… Ведь нельзя же ему будет, как прежде, собрать шайку кое-как вооруженного сброда и смеяться над законом. Ведь он хочет жениться и поселиться в Водоктах. Ему придется служить под начальством гетмана, а там его легко могут найти и наказать по заслугам. Но даже если допустить, что все пройдет безнаказанно, то все-таки поступки останутся бесчестными, недостойными рыцаря, и воспоминание о них не изгладится ни в сердцах людей, ни в сердце Оленьки.

И когда он вспомнил, что она его все-таки не оттолкнула, что, уезжая, он прочел в ее глазах прощение, она показалась ему доброй, как ангел. Ему захотелось вернуться не завтра, а сейчас же, упасть к ее ногам, молить о прощении и целовать эти чудные глаза, которые плакали сегодня из-за него.