Читать «Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси» онлайн - страница 218

— Звать не звала, а что пришел, святой отец, хорошо.

— Патриархом православным интересовалась. Ясновельможный боярин сказал.

— Не патриархом — врагами нашими. Он среди них не первый ли?

— Был. Нету его больше, Гермогена.

— Почему нету. С престола свели?

— Хуже. Порешили его. В темнице. Иные говорят, от голода сам помер. Года два с лишним назад.

— Где? От кого смерть претерпел?

— Да к чему тебе подробности такие, дочь моя? Но если хочешь, лазутчики сказали — в Кремле.

— Московском?

— В Чудовом монастыре.

— От голода? Перед дворцом царским? Да что же это за место гиблое такое! Скольким гибель несет!

— Что же удивляет тебя, дочь моя, где искушение властью, там и гибель, там и муки самые страшные.

— А почему Заруцкий сказал, будто из здешних мест Гермоген?

— Из казаков он. Донских. Священствовать начал в Казани. Татар местных крестил. Сказать не могу, успешно ли. Кафедру архиерейскую в Казани же получил. Очень часто патриарху Иову докладывался, так что в Москве его узнавать начали.

— Его Шуйский после гибели Дмитрия Ивановича, говоришь, поставил.

— Полагать надо, потому боярин на нем остановился, что не московский, а амбитный: себя показать все время хотел. В Москву переехал, против папского престола и униатства воевать принялся.

— Он письма в Тушино прелестные посылал.

— Он и есть. Союз сородичей твоих с московитами порушил. Бояр изменниками называл. От них и приказ вышел под стражу его взять. Он и из темницы письма прелестные по стране рассылать начал, ополчение в Москву призывать. Так и вышло — в темницу попал, а уж там…

— А сейчас, сейчас кто наш враг? Неужто Старица Великая? Женщина? Монашка?

— Дочь моя, в борьбе за веру, за близких своих женщина удержу не знает. Кто б от нее здравого смысла потребовал… А монашка — что ж, разве не черницы на костры всходили?

— Но месть? Слепая месть? Тем, кого ей и видеть не приходилось? Кто ничего ей не сделал? И это после жизни в монастыре?

— Обитель далеко не всегда умеряет страсти. Духовное не всегда одерживает победу над мирским. Страсти человеческие не утихают и под рясами. Человек в любом обличье — просто человек.

— Ты оправдываешь ее предвзятость, святой отец?

— Как можно, дочь моя. Я просто ее объясняю. И вельможный боярин прав: столкновение с ней смертельно опасно.

Шатер. На этот раз в шатре ночь провести придется. Еле раскинуть успели. Коней на водопой отвели. Там и стреножили — в ночное пустили.

Постеля жесткая, неудобная. Пестунка с Теофилой громоздили-громоздили, все равно жестко. Покрывалом не накрыться — духота. Полога шатрового не откинешь — мошкара тучами летит.

Свечу бы зажечь — пестунки не дозовешься. К царевичу ушла. От него ни на шаг не отходит. То ли неможется ему, то ли поустал от скачки такой. Две недели в пути, а все конца краю не видно.

Лазутчик догнал — близко хохловские стрельцы. Только вроде бы другой путь по Яику выбрали. Заруцкий решил внизу по берегу держаться. Казаки и вовсе на конях по воде едут — чтобы следов не оставалось. От повозок колеи вон какие пролегли — не поймешь, сколько да когда их прошло.