Читать «Тезка» онлайн - страница 183

Ашима поднимается наверх — принять душ и переодеться. Стены дома теперь совсем голые, какими были сразу после их переезда сюда, лишь фотография Ашока висит в гостиной — ее Ашима снимет последней. Перед фотографией Ашима останавливается и несколько раз водит дымящейся палочкой перед лицом мужа, пока его не заволакивает белая дымка. Тогда она идет в душ, пускает горячую воду, настраивает термостат, чтобы не ежиться от холода, вылезая из ванны на резиновый коврик. Некоторое время она просто стоит под струей воды, потом медленно намыливает волосы и свое начинающее полнеть пятидесятитрехлетнее тело, теперь ей каждое утро приходится принимать препараты кальция. Ноги ее гудят от бесконечного хождения по лестницам, голова тоже гудит — она суетится с самого утра. Смыв мыло, Ашима глядит в зеркало, стерев дымку пара рукой, на свое лицо, лицо вдовы. «Нет, большую часть жизни я все-таки была замужем, — быстро поправляет себя Ашима. — А когда-нибудь, надеюсь, стану бабушкой, буду прилетать в Америку с чемоданом связанных вручную маленьких свитеров и носочков, а потом, через два-три месяца, в слезах улетать обратно».

И вдруг ей становится так горько, так невыносимо тяжело, что она отворачивается от зеркала и плачет. Она плачет по мужу, что оставил ее одну скитаться по миру, плачет по грядущим годам, которые представляются ей бесконечной серой чередой. Ей хотелось бы проспать их, а не прожить. Зачем он бросил ее, не попрощавшись? Что-то подсказывает Ашиме, что ее переход в иной мир не будет таким легким. Тридцать три года она тосковала по Индии. А теперь она будет тосковать по работе, по женщинам, с которыми подружилась в библиотеке, по гостям и вечеринкам. По дочке, они внезапно так сблизились с Соней: вместе ходили по магазинам, ездили в кинотеатр «Браттл» в Кембридже, где показывали старые фильмы, готовили индийские блюда, которые Соня ненавидела в детстве. Она будет тосковать по стране, где она научилась любить своего мужа. И хотя его пепел был развеян над Гангом, для нее он навечно связан с этим домом, с этим городом.

Ашима глубоко вздыхает и, расправив плечи, снова глядится в зеркало. Нет смысла плакать, да и некогда. Через несколько минут она услышит шум открывающейся двери в гараж, голоса детей на лестнице, а она еще не причесана, не накрашена. Позор! Она втирает крем в ноги и руки, тянется за персикового цвета халатиком, который ей когда-то подарил Ашок. Его она тоже отдаст, нет смысла тащить его в Индию. В том влажном климате махровая ткань будет сохнуть несколько дней. Наверняка это Соня выбрала халат, упаковала, а муж только написал ее имя на открытке. Она не винит его за это. Любовь и привязанность по большому счету не нуждаются во внешних проявлениях. А все-таки интересно было бы прожить свою жизнь так, как живут ее дети: встретить мужчину, влюбиться, выйти замуж по любви, пройти путь, обратный тому пути, который они прошли с Ашоком. Она так долго сопротивлялась навязанной ей американской жизни — как иронично, что только после его смерти она научилась ценить и любить свою вторую родину, свой маленький мир, который она создала сама и который теперь разрушала, чтобы построить еще один, в новом месте. Ашима вдевает влажные руки в рукава халата, затягивает на талии поясок. Халат ей чуть короток, чуть маловат. Но все равно теплый, мягкий, приятный.