Читать «Донская повесть. Наташина жалость (Повести)» онлайн - страница 62

Николай Васильевич Сухов

Филипп мирно заснул, а по улицам уже шныряла ошеломляющая новость. Через палисадники, сараи и переулки она прыгала из хаты в хату, из дверей в двери. Голеньким сорочьим птенцом она выскочила от жены полицейского: «Ночью, кумушки, ктой-то срубил голову станичному атаману. И Филиппа арестовали». Досужая жена Забурунного оперила птенца: «Милые мои, девоньки, убили станичного атамана. Должно, Филипп — его посадили в амбар». Третья отрастила ему крылья: «Головушка моя горькая, бабоньки… Филипп оттяпал голову станичному атаману, теперь кулюкает в амбаре». И захлопала крыльями взбешенная сорока, закружилась над хутором, закувыркалась в улицах и переулках.

Казаки вставали хмурые, сердитые. После вчерашней атаманской попойки у них трещали головы: ломило в висках, и в ушах звонили стозвонные колокола. Неумойкой, со взъерошенными копнами волос и нерасчесанными бородами, они шли опохмеляться, лечить головы и становились еще более пьяными.

Шинкарка — седая старуха, по-уличному «Баба-яга» — до зари еще сосчитала шкалики, мерзавчики и приготовилась потчевать гостей. Чтобы крепче разбирало, подлила в водку оттопленных стручков красного перца. Возле ее хаты — на краю улицы — размахивал руками едва державшийся на ногах Забурунный. В растрепанной голове и на подбородке торчали соломинки и кусочки хвороста. Он топорщил длинные и редкие, как у кота, усы, вытягивал шею и, воображая, что перед ним стоит конный строй, кричал:

— Сотня, смир-рно! Справа повзводно галопом арш-аррш!..

Медом не корми, лишь бы командовать сотней да в роли дьякона служить благодарственный молебен. Особенно он любил: «Спаси, господи, люди твоя и благослови достояние твое», хотя кроме «жар-птицы» да жены Верки, которую он лупит каждый день, никакого достояния у него не было и благословлять нечего. Но это его мало смущало. Он верой и правдой служил атаманам, и они уважали его, давали награды: когда он угоняет у слобожан скотину, атаман штрафует их и третью долю отдает объездчику. Хуторской ревнитель порядка — полицейский — оказывает ему предпочтение: никогда его не таскает в амбар. Хотя, если бы он вздумал это делать, тогда пришлось бы перевозить туда и семью Забурунного: из амбара он никогда бы не выходил. Забурунный увидел лишаястого казачка с куриным на голове хохолком. Тот шел опустив бороденку, еле волоча ноги. Вид у него был такой, как будто на нем целую ночь без отдыха бочками возили воду и он выбился из сил.

— Сват Митрофан, сват Митрофан, — окликнул его Забурунный, — ты слыхал?

Тот, как слепой мерин, ступнул в яму — она была вырыта для столба у палисадника — и, раскинув руки, плюхнулся задом. У него даже екнуло внутри, как селезенка у лошади.