Читать «Эпоха мертворожденных» онлайн - страница 114

Глеб Бобров

— Ты о чем?

— Вадик, ты помнишь слоган: «Они ответят…»?

— Хух! Еще бы!

— Мой…

— Ну и что?

— Проблема, дорогой, в том, что подобная хрень работает в обе стороны. Если выпускаешь инстинкты толпы на свободу, даешь сигнал «фас», то — пиши пропало. Эти твари… — я кивнул головой в сторону невидимого Урало-Кавказа, — мозги напрягать не будут: кого — можно… Можно? Понеслась!!!

— Я, Кирилл, потомственный маркшейдер, в вашей каббалистике не разбираюсь.

— Да что там разбираться, Валентиныч. «Ответят — все»… Мы — сытые, холеные, с красивыми бабами, собаками, на богатых машинах — валим подальше от войны, которую сами же и затеяли. Они — нищие, убогие, дети хронических нариков и внуки наследственных алкоголиков, отсидевшие полжизни по тюрьмам и, кроме грязи и мерзости, ничего вокруг себя никогда не видевшие — остаются здесь, бросаемые уезжающими на произвол. А тут со всех сторон — «они ответят»… Понимаешь?

— Мда…

— В каждой хорошей машине — десятки тысяч совсем не деревянных рубликов… Золотишко, камешки и прочая ликвидная хрень. Невинная компенсация за моральный ущерб, так сказать… — Поскреба призадумался. Это тебе, мужик, не шахты вновь запускать, под медный туш и шахтерские слезы. На благо потрудиться, хоть до кровавого пота — многие готовы. Ты правды ради — в «гамно» нырни попробуй! — Вот теперь скажи, Вадя — я, лично, отвечаю за все это или нет?

— Не знаю. Думаю, что нет. Хочется так думать.

— Теперь поставь меня рядом со Скудельниковым и остальным комплексом вопросов Республики и еще раз задай, уже сам себе, вопрос про Военный Совет…

Я вытянулся под бездонным небом. Вызвездило. По середине небосвода тянулась густая, словно надутая аэрографом, полоса Млечного Пути. Хоть какой-то отблеск незыблемости для замерших во мраке неопределенности узников очереди.

— Странный ты, Кирилл… Так много можешь и ничего не хочешь.

— Ты — про что?

— Ну, статьи твои… Помню, на последних выборах — с каждым номером газеты весь отдел бегал, обсыкался. Пишешь здорово, но в газетенках. Почему?

— Я ведь даже не журналист, по большому счету, а пиарщик, как это модно стало говорить. То есть — технолог. Писать по-взрослому — другое.

— Ну да… В литературе имя еще надо сделать.

— Тут даже не в известности вопрос… Раскручивать — моя специальность. Прославиться — элементарно! Что мне — со своим жизненным опытом, языком и знанием технологий — стоит, к примеру, тиснуть небольшую повесть об искренней и чистой любви двух солдат-гомосексуалистов в условиях совка, дедовщины, афганских реалий и тотальной гомофобии?.. — Поскреба аж крякнул от неожиданности… — Всё! Вознесли бы враз на голубой Олимп и, как гуру, поклонялись бы всем педсообществом. Накалякать, чтобы поговорили и забыли, — кому это надо? — Я, хрустнув суставами, потянулся… — Есть желание оставить после себя что-то более важное, чем три смазанных пальца на стене общественного туалета. Понимаешь, Валентиныч?!

— Так и я — про это, а ты сиднем сидишь.

— Не все так просто, Вадик… Писатели — пророки современности. Политики и рекламисты — шаманы. Артисты — кликуши и юродивые. Ты мне — в какое кодло определиться предлагаешь? — Мой угольщик неопределенно пожал плечами… — Писать, Вадя, надо так, чтобы читатель, беря в руку любую чужую книгу… любую — заметь! — сразу вспоминал о тебе. Чтобы ему — все остальное, кроме тебя, казалось пресным, выхолощенным и безвкусным. Надо не просто писать, а рубить текст так, чтоб с самого ошметки летели. Чтоб с твоей открытой страницы мощью — пёрло! Чтобы — сносило твоим потоком! Быть яростным, пронзительным и смачным, как кусок сырого кровоточащего мяса по сравнению с распаренной без соли и перца белой рисовой крупой. Понимаешь?