Читать «Средневековая андалусская проза» онлайн - страница 204

Тут Зухайр крикнул: «Эй, дух-покровитель Имруулькайса! Эй, Утайба ибн Науфаль! Заклинаю тебя известным каждому Сакт аль-Лива, и набившим оскомину Хаумалем, и печально знаменитым днем Дарат Джульджуля! Покажи нам свой лик, прочти нам свои стихи, послушай вирши этого сына человеческого, что от страха едва не лишился чувства и сознания, и покажи нам свое непревзойденное искусство и умение!» И пред нами предстал всадник на коне, золотистом, словно светлое пламя, и сказал: «Да приветствует тебя Аллах, о Зухайр! Да приветствует он твоего спутника! Но что я вижу! Ужель этот тщедушный щеголь и есть прославленный молодец среди арабских поэтов из рода человеческого? И этому-то ты помогаешь? Не таков был мой поэт — царь кочевых арабов!» Уязвленный его словами, я промолвил: «Да, я он самый и есть! Может я и тщедушен, но какой во мне огонь, о Утайба!» И тогда Утайба воскликнул: «Читай стихи, горе тебе, смертный!» Но я возразил: «Господину поэтов больше пристало начинать!» Тогда он, подняв очи горе, затрепетал от прилива вдохновения, натянул поводья золотистого коня и ударил его бичом. Конь взвился на дыбы и унес всадника далеко от нас, но тот снова повернул его и, помчавшись к нам, наставил на нас копье. Внезапно остановившись, он произнес:

Страсть моя меня сразила, и моя иссякла сила…

И он продолжал касыду, пока не дошел до ее конца, а потом велел мне: «Говори свои стихи!» Я сначала хотел бежать от него, чтобы не получить удара копьем за плохие рифмы, но потом, укрепив свой дух, начал:

Мне жаль шатров Сулаймы в лучах вечерней звезды…

И я продолжал, пока не дошел до слов:

С вершины, откуда вниз лишь ветер срывается, Едва-едва поутру коснувшись тихой воды, Спускался я в темноте, как в море бушующем, Чьи волны бились вокруг, смывая мои следы. Под мышкою нес я меч, отточенный добела, В руке держал я копье, ничьей не страшась вражды. Мой меч и мое копье — друзья мои верные, Которые с детских лет хранят меня от беды. Таится в ножнах ручей, которым я смерть пою, В руке плодоносит ветвь, но кровоточат плоды.

Когда я кончил, Утайба посмотрел на меня и сказал: «Иди, смертный, я удостоверяю, что ты поистине поэт милостью божьей».

А вот рассказ о последних днях Абу Амира и о его кончине, да помилует его Аллах!

Абу Амир долго болел и сильно страдал от паралича, который случился с ним в начале месяца зу-ль-када в четыреста двадцать пятом году. Болезнь не лишила его возможности двигаться, — он даже ходил, если была необходимость, или с помощью палки, либо опираясь на кого-нибудь из своих слуг. Но за двадцать дней до своей кончины он будто превратился в камень, который нельзя ни поднять, ни сдвинуть с места. И никто не мог прикоснуться к нему из-за того, что он испытывал сильнейшую боль, так что хотел даже покончить с собой. Об этом он говорит в своих стихах: