Читать «Маджонг» онлайн - страница 66
Алексей Никитин
— Как вы думаете, она еще там?
— Папка? Да конечно там. Куда он мог ее деть за это время?..
— Едем! — Рудокопова поднялась. — Мы должны ее немедленно забрать.
— Я с вами, — заволновался Малевич. — Секундочку подождите, я сейчас оденусь.
— Хорошо, Виталий Петрович, — согласилась она. — Ждем вас в машине.
Спускаясь, она вызвала ребят из охраны. На всякий случай.
«Что это у меня за странный вкус во рту? — вдруг удивилась Рудокопова, открывая дверь автомобиля. — Словно окурков наелась. Или тины какой-то».
Игра VIII
— Вчера читал греков и вдруг понял, что демократия — совершенно бесчеловечная форма правления, — Зеленый Фирштейн снес двойку иероглифов.
— Какие именно греки подтолкнули тебя к этой спорной мысли? — осторожно поинтересовался Старик Качалов.
— Да вся их история, буквально вся история афинской демократии — это череда неблагодарных и безжалостных поступков народа по отношению к своим вождям. Они же повыгоняли самых достойных: Мегакла, Ксантиппа. А Фемистокл? «Раз греки не хотят сражаться по своей воле, я заставлю их это сделать». Заставил и выиграл Саламинскую битву. Построил стены вокруг Афин, укрепил Пирей, сражался при Марафоне. И что в благодарность? Обвинение в сговоре с персами, остракизм, изгнание.
В результате он отправляется к персам, и Артаксеркс поступает с ним достойнее, чем собственный народ.
— А ты знаешь, я с тобой соглашусь, — неожиданно не стал спорить Старик Качалов. — Абсолютная монархия действительно человечнее. По крайней мере в тех случаях, когда решения принимает не бюрократия, а монарх. Монарх — человек, и в его решениях неизбежно проявляется личность. А демократия обезличена. В этом, кстати, ее сила.
— Ты это уже однажды говорил, — Сонечка удивленно посмотрела на Старика Качалова. — Вы оба это уже говорили. И совсем недавно.
— Да бог с тобой, Сонечка, — удивился Качалов. — Никогда мы с Фирштейном не говорили о греках.
— Не говорили, Сонечка, — подтвердил Зеленый Фирштейн.
— Что ж, мне это приснилось?.. — хотела возмутиться Сонечка, но осеклась. — Точно. Это был сон: мы вот так же играли в маджонг и вы спорили об афинской демократии.
— Кто же выиграл, Сонечка? — спросил Зеленый Фирштейн без особого интереса.
— Не помню, — долгий внимательный взгляд Сонечки уткнулся в переносицу Зеленого Фирштейна. — Это был не очень приятный сон.
— Кошмар, да? — догадался Зеленый Фирштейн. — Мне один такой снится. Тягучий и вязкий. Когда игра давно должна сложиться, но нет нужного камня, все нет и нет, и я понимаю, что он никогда уже не выпадет. Очень неприятно, согласен с тобой.
— Да нет, там все было иначе, — отвела глаза Сонечка.
— А мне армия до сих пор снится, — сознался Толстый Барселона. — И ведь я все знаю, даже во сне знаю, что ни казармы нашей нет, ни части — на ее месте давно уже новый жилой район построили, а все равно.
— А мне сны не снятся, — отмахнулся Старик Качалов. — Или снятся, но я их не помню, что, согласитесь, одно и то же.