Читать «Отец Кристины-Альберты» онлайн - страница 208

Герберт Уэллс

— Освобожденная от теологической мишуры, — сказал Дивайзис Лэмбоуну, — ваша новая религия сводится к следующему утверждению. Что наша раса достигла максимума индивидуализации и теперь удаляется от него. Что она теперь обращается к синтезу и сотрудничеству. И будет возвращаться к тому, что вы зовете Саргоном, к великому правителю, и ее общие цели поглотят индивидуальных эгоистичных людей. Как их уже поглощает научная работа. Или хорошая административная работа. Или искусство. Вот, что вы говорите.

— Совершенно верно, — сказал Пол Лэмбоун. — Если уж мы обязаны говорить на вашем языке, Дивайзис, а не на моем. Искусство, наука, служение обществу, любая творческая работа — все это части того, что вы, полагаю, назовете сознанием расы, частями жизни расы. Каждый значимый человек — это свежая мысль, свежая идея. Он все еще — он сам, это верно, но его значение — в том, что он вырывается из своего прошлого, из своего положения и устремляется к людям будущего. В этом новое осознание, меняющее все ценности человеческой жизни. Это происходит повсюду. Даже в книгах и чтении вы сегодня можете видеть непрерывные перемены. История теперь становится важнее биографии. То, что в романтическом прошлом составляло всю жизнь, — повесть о любви, о кладах, карьере, прокладывании своего пути, наживании богатства, о личных деяниях и победе, о жертвах ради личного друга, или любви, или вождя, уже не составляет всей жизни, а иногда так и главного интереса в жизни. Мы переживаем переход к другому образу жизни, к иного рода жизни, к новым взаимоотношениям. Мир, который некоторое время словно бы вовсе не менялся, теперь меняется стремительно… в своей психической сущности.

— Иного рода люди, — тихонько сказал Бобби, перестал слушать ясный голосок Лэмбоуна и занялся заключительным резюмированием всех загадочных слов и поступков Кристины-Альберты, которыми ознаменовался этот день.

5

О разговоре на террасе Бобби напомнило движение в кресле позади него. Глянцевый голос Лэмбоуна объяснял:

— Таким образом то, чего мы достигаем, менее важно, чем то, что мы вкладываем. Эта взлелеянная личная жизнь, которую мужчины и женщины стремились сделать гармоничной, благородной, совершенной, сходит на нет в системе сущего. Все большее и большее значение обретает работа, которую выполняет человек. И все меньшее и меньшее значение имеет наш личный романтизм и наша личная честь. Или, вернее, наша честь переходит от нас в нашу работу. Наши любовные дела, наши увлечения и личные страсти, например, все определеннее и определеннее подчиняются нашей научной или какой-то другой функции. Наши романтические чувства, наша слава и честь будут нами подавляться, как мы подавляем наши пороки. Было время, когда люди жили ради величественной гробницы и чтобы оставить после себя светлую и великую память; скоро для человека с его работой не будет иметь никакого значения мысль, что он умрет в канаве — непонятым. Лишь бы его работа была сделана.