Читать «Исследователи Гора» онлайн - страница 183

Джон Норман

– Именно так. Господин дарит ей свою любовь.

– Но ведь он может в любой момент просто заткнуть ей рот и бросить к своим ногам?

– Конечно. Порой он так и поступает – чтобы напомнить ей о том, что она всего лишь рабыня.

– Значит, какими бы свободами ни пользовалась рабыня, она всецело принадлежит хозяину?

– Да. Рабыня есть рабыня.

– Я люблю тебя, господин, – прошептала она. Я прислушивался к потрескиванию огня, к шорохам ночного леса.

– Как земная женщина, ты, наверное, еще не привыкла воспринимать себя предметом собственности?

– Да, господин, – улыбнулась блондинка.

– Надо привыкать.

– Да, господин. – В глазах ее блеснули слезы.

– Ты – красивая вещь, которой владеют. Тебя можно покупать и продавать.

– Да, господин.

– И никто, – продолжал я, – не станет обращать внимания на твои желания, мысли и чувства.

– Да, господин.

– Это и означает – быть предметом собственности.

– Понимаю, мой господин. Но почему-то мне кажется, что я не совсем вещь.

– Когда тебя закуют в цепи, – сказал я, – и продадут человеку, от одного вида которого ты придешь в ужас, тебе не будет так казаться.

– Наверное, господин.

– И все-таки почему ты это сказала?

– Потому что я не чувствую себя вещью, – призналась блондинка. – Никогда еще я не была такой свободной, такой живой, такой настоящей, как теперь, когда я рабыня. Только здесь, в этом мире, став ничтожнейшей из рабынь, я поняла, что такое свобода. Я и не знала, что бывает такое счастье, такой восторг…

– По-моему, тебя стоит высечь.

– Пожалуйста, не надо, господин! Смилуйся над своей девочкой!

Я пожал плечами. Поразмыслив, я решил, что не стану бить ее – по крайней мере сейчас.

– Понимаешь, господин, – горячо, взволнованно заговорила она, – я – вещь, я – предмет собственности, я – товар, я – существо, с которым никто не считается; но в душе моей бушует буря, и слово «вещь» никак не согласуется с этим. Когда я была свободной женщиной, я действительно чувствовала себя вещью, неодушевленным предметом, которым можно манипулировать, у которого нет ни чувств, ни страстей. И только теперь, в оковах рабства, я познала истинную свободу!

– Сдаюсь, – улыбнулся я. – Слово «вещь» в самом деле не подходит.

– В каком-то смысле я – вещь, а в каком-то – нет, – уточнила блондинка.

– Верно, – согласился я. – В том, что касается самого сокровенного, ты не вещь.

– Да, господин.

Она стояла передо мной на коленях, привязанная за шею к невольничьему колышку; алый лоскут опоясывал ее бедра, на груди красовались дешевые деревянные бусы – красно-черные и желто-голубые.

– Ты – не вещь, – продолжал я. – Ты – животное.

– Да, – с улыбкой сказала она. – Я – животное.

– Пора связывать тебя на ночь, мое хорошенькое животное.

– Животное просит тебя не связывать его прямо сейчас, господин!

– Ладно. – Я опустился на локоть.

Она по-прежнему стояла передо мной на коленях.

– Ты говорил, что рабыни редко хотят убежать от хозяев.

– Да, это так. Странно, правда?

– Мне это не кажется странным.

– Вот как?

– Я не собираюсь убегать от тебя.

– Я все равно свяжу тебя на ночь.

– Разумеется, господин.