Читать «Человек Номоса» онлайн - страница 94

Генри Лайон Олди

Что-то у него язык заплетается. Чуть-чуть. От молока? — или куретское молоко дикое? сливками в голову шибает?

Или это уши мои подводят хозяина?

— Бежал, — вздыхаю. — Я, в общем-то, к тебе бежал, Диомед. На Фивы с тобой идти.

— К-куда?!

Ну вот, теперь он заикаться стал. Точно говорю: куреты дикие, и молоко у них такое же.

Кусается.

— Мне ведь четырнадцать уже! Целых четырнадцать! Меня постригли даже… А я и не видел ничего! Ничегошеньки! Геракл-то в мои годы!.. Я как услышал, что ты в Куретии пируешь, так и понял — война будет!

Уставился он на меня — словно два копейных жала уставил. Оба из синего железа, дороже дорогого.

Надо объяснить.

Вот только вина в чаши долью… себе… бабушке Деянире…

— Так ведь Фивы с запада брать удобнее! — смеюсь. — Это каждому понятно! Твои друзья-эпигоны на востоке внимание отвлекают, а ты — с запада. Наковальня и молот. Правильно? Не «ого-го и на стенку!», а иначе. По-людски. Первый удар — отвлекающий, в Нейские ворота! Ударить, отступить, выманить фиванцев под стены; связать боем. Затем: вынудить бросить резерв к Бореадским воротам! Дальше…

Что-то я увлекся.

Нашел, кому рассказывать. Я, понимаешь, знаю, как Фивы брать надо — а он-то их брал!

Вон, глядит на меня, а улыбаться забыл.

Губы кусает.

— Я на корабль и сюда! — Про корабль я соврал для приличия. — Да только опоздал. И ограбили дорогой — вещи забрали, серебро, сандалии даже. Хорошие были, на медной подошве… Эх, хотел стать, как ты. Героем! Чтобы битва, чтобы враги впереди! Не получилось!..

Память ты, моя память!.. о чем дальше говорили, не помню. Кажется, о луках. Я еще потянулся было, из Калидона на Итаку, в кладовку — хотел другу-Диомеду своим луком похвастаться.

Не дотянулся.

Уснул.

* * *

Ночь нашептывает в уши бархатными губами, ночь ласкает тело теплыми, нежными ладонями: плечи, грудь, живот…

Ой, да ведь это уже не ночь! Вернее, ночь-то ночь, тьма кромешная; а ласкается…

— Проснулся. Не притворяйся, я знаю — проснулся. Ты лежи, лежи, милый… ведь тебе нравится?

— Нравится, тетя…

Бархатистый смех-мурлыканье:

— Ну какая я тебе «тетя» — на ложе? Еще скажи: бабушка…

Одиссей не находится, что ответить. Голова кружится от хмеля, до сих пор туманящего мозг, от ласковых касаний женских пальцев, от дурмана вожделения пополам с острым привкусом опасности, от волны, вздымающейся со дна, из тайной глубины, куда уже ловцами жемчуга добрались опытные руки Деяниры — просто Деяниры! не тети! не бабушки!..

Деяниры, жены Геракла.

— А что, если… Геракл…

Наконец-то удается облечь в слова неясное ощущение.

Снова — тихий смех.

— Геракл далеко, у кентавров. А мы с тобой — здесь. Или ты хочешь увильнуть, рыжий? Даже и не думай об этом! Иначе расскажу Гераклу, что ты ко мне приставал…

— Я? Увильнуть?

Одиссей понимает: Деянира шутит. Однако дальний отзвук, легкая тень опасности все равно маячит в воздухе, горчит на губах — лишь добавляя остроты ощущениям. Его руки начинают жить сами по себе, не спросясь хозяина; они прекрасно знают, что и как, эти лукавые руки, хотя всего любовного опыта у рыжего — приключение в деревне на пути в Калидон. Да и то: было? не было?