Читать «Казачка» онлайн - страница 27

— Го-го-го! — заржал тот. — У тебя все на месте. А ты чего же, волки тя ешь, брухаешься, как козел. Мне аж дыхать больно… Да ты зажми нос и — кверху, кверху, в небо гляди. Все до свадьбы заживет. — Он дружелюбно обнял Федора и за подбородок поднял ему голову.

— А я, паря, Латаного по морде звезданул! — вспомнил Пашка. — Не разберешь теперь, на какой щеке у него сланец, ей-бо!..

Они свернули цигарки, насыпали из Пашкиного кисета и закурили от одной спички.

Людской вал колыхался, вздрагивал и мутной волной катился назад — хомутовские опять отступали. Глухой шум все чаще прорезался резкими призывающими выкриками. Дед Парсан умолк, видно занятый делом.

— Так говоришь, стукнулись? — Федор засмеялся.

— Добре, очень, — похвалил Моисеев. — А то что эти… как куга гнутся. Не успеешь и руки донесть, они — как на ногах не стояли. — Пуская через нос столбы дыма, он торопливо, без отрыву высасывал цигарку. — Надо идти, а то вишь!.. — и озабоченно кивнул, указывая на приближавшуюся стену.

— Иди, мы тоже, — не удерживал Федор. И когда Моисеев, увалисто раскачиваясь, скрылся в толпе, шепнул Пашке — Вот чего, давай-ка поймаем Абанкина. Он, сволочь, лежачего меня ударил. Я ему не спущу.

— Трошка? Ах, стервец!

Они бросили окурки и поспешно пошли в стену.

На этот раз большеуличные, отжимая хомутовских правым крылом, на котором действовали Пашка с Федором, теснили их все дальше к пожарному сараю. Распугав девичью улицу, вытолкнули на плац и повернули к церковной ограде. Возле ограды, в глубоких, еще не утоптанных сугробах схватка завязалась особенно ожесточенная. С разбитыми лицами, с синими отеками под глазами, с исцарапанными щеками, в каком-то диком, до безумия, азарте, люди лезли стена на стену, по-звериному рычали, мяли, душили друг друга, и никто не хотел сдаваться, никто не хотел признать себя побежденным.

На колокольне зазвонили к вечерне. Звонарь, наблюдая с вышки за ходом боя, попытался было образумить людей своими средствами. Он, как при пожаре, дергал во всю мочь за веревку; надтреснутый двухсотпудовый колокол выл, стонал, глушил людей медной жалобой. Из потаенных убежищ шарахались перепуганные голуби и с тревожным воркованьем перескакивали с купола на купол, кружились над церковью. А люди, озверев, все продолжали свое.

Из церкви, распуская по ветру кудлы, притрусил поп, отец Евлампий, в длиннополой рясе. Он протискался между стен, потрясая над головой крестом, и на весь плац громогласно зыкнул:

— Опомнитесь, слуги диаволовы! Церковь… церковь святую не поганьте! Весь приход мне разогнали!

Моисеев легонько оттолкнул деда Парсана, подскочившего к нему разъяренным гусаком, и, опуская кулаки, смущенно улыбнулся. Низко поклонился попу, мигнул глазом, под которым, казалось, была раздавлена слива, и полез в сугроб за папахой. Кулачники смешались, начали прятаться друг за друга и вяло, с ленцой потянулись от ограды. Моисеев поймал деда Парсана за рукав полушубка — на плече у того, щетинясь, зиял разодранный шов — и пробубнил над ухом: