Читать «Бесполезен как роза» онлайн - страница 42

Арнхильд Лаувенг

Многое тут зависит от того, как мы классифицируем явления и на что мы делаем упор при сортировке информации: собираемся ли мы собрать все красные фигурки или будем, не обращая внимания на цвет, отбирать кружки и четырехугольники? У одной моей знакомой есть подруга, которая раньше страдала психозом, а теперь учится на математическом факультете университета города Тромсе. Как-то она в разговоре сказала, что была с подругой в кино, и я в ответ выразила сочувствие, спросив, не стало ли ей труднее с тех пор, как она вернулась домой? Едва я это сказала, как тут же сообразила, какую я сморозила глупость, и прежде чем мне успели разъяснить, что на Рождество студенты разъезжаются по домам, я уже поняла, что я только что наделала. Почти не зная эту девушку, с которой мы всего несколько раз мельком виделись, я мысленно классифицировала ее как «человека, у которого совсем недавно были большие проблемы», что и повлияло на мое восприятие информации. Зная, что у человека не так давно были проблемы, легко подумать, что у него мог случиться и рецидив. Если бы я в первую очередь думала о ней как о студентке, я, скорее всего, вспомнила бы, что у студентов бывают длинные каникулы. Все так просто и в то же время так сложно! Конечно, мне потом было очень стыдно. Уж я-то, как никто другой, должна была это понимать! Но этот случай показал мне, как важно в отношениях с другими людьми всегда быть внимательной, и к каким последствиям может привести такая сосредоточенность на какой-то одной стороне, которая заслоняет в наших глазах все остальное.

Когда я была больна, я особенно страдала от несерьезного отношения ко мне, недостатка уважения, честности. Люди говорили одно, а делали другое. На словах они мне сочувствовали, но не обращали внимания на мои потребности. Говорили, что рады моим успехам, но редко следили за их дальнейшим ходом и не выказывали к ним доверия. Я жила словно в игрушечном доме, где все было ненастоящее и где я не встречала ни неподдельной радости, ни неподдельной сочувствия, ни неподдельного уважения. А порой мне так же не хватало откровенной критики. Ведь неотъемлемой частью настоящего уважения к человеку является решимость сказать человеку правду, когда он сделал что-то неправильно или не так хорошо, как мог бы. Я всегда любила рукодельничать и хорошо помню, как я однажды огорчилась, увидев ошибку в своем вышивании. Ошибку я заметила, успев вышить после нее еще несколько рядов, она заметно портила вид работы, но, чтобы исправить ее, нужно было переделать довольно много. Одна из санитарок, находившаяся в моей комнате, высказалась очень определенно: «Поступай, конечно, как знаешь, но если ты это не переделаешь, то будешь себя потом еще долго ругать». Она была совершенно права, и услышать от нее эти слова было просто замечательно. Вместо ласкового, снисходительного тона, который словно бы говорил: «Бедняжка! Ну, какой может быть спрос с такого больного человека!», она прямодушно высказала свое мнение, оценив мое умение. Думаю, что она не сказала бы так, если бы я была новичком и не умела бы как следует вышивать, тогда она, наверное, решила бы, что меня нужно подбодрить и не предъявлять ко мне слишком высоких требований. В суждении о моей работе она исходила из того, что я опытная вышивальщица, а не из того, сколько времени я пролежала на отделении, и в этом была вся соль. Она сосредоточила свое внимание на том, что представлялось существенным в данной ситуации, и тем самым показала, что относится ко мне серьезно.