Читать «Жизнь ни о чем» онлайн - страница 112

— Ну все правильно. Так я про вас с ним и думала. Один, понимаешь, авторитет завоевывает, другой ревнует и хочет тоже любви и славы: А бедные девчонки за все расплачиваются. Ладно хоть Ниночка нашла себе хорошего человека, вышла замуж, родила… Потом, правда, разошлись они, что-то у них не так пошло, но от этого никто не застрахован. А Верочка так и осталась одна на всю жизнь. Так всю жизнь ее тянуло в одну сторону — к Андрею. А его тянуло к власти, к большим деньгам, а Верочка была для него далеким прошлым.

— Зачем же они приезжали к вам? — как бы между прочим задал я главный для себя вопрос.

— Кто? — искренне удивилась Наталья Васильевна.

— Андрей с Верой.

— Андрей с Верой? — Она не поняла. — Ах, да: Но это ведь до меня было. Это они не к нам, это они к Саше и Анне Владимировне приезжали, еще до меня. Так что я ничего про то не знаю. Ничего Саша мне про них не говорил. Мне Анна Владимировна только рассказывала, что приезжали старые школьные друзья, а зачем они приезжали, чего уж они от Саши хотели — этого она так и не сказала. И я так толком и не поняла, сама-то она знала об этом или нет. И до сих пор не знаю.

— Может, они окреститься хотели? — спросила Наташа. — Тогда ведь это как раз модно было.

— А может быть! — охотно согласилась Наталья Васильевна. — Очень даже может быть. Конечно, так оно и было, скорее всего! Ну сами подумайте: разве не приятнее было им окреститься здесь, где такая красота, такая тишина вокруг, в такой красивой церкви, какая у нас тогда была, да чтобы не абы кто крестил, а свой, хорошо знакомый человек? Конечно, приятнее. И вполне мог Саша их окрестить. И записи об этом должны были быть в церковных книгах. Только вот книг не осталось, сгорели все книги, все записи во время пожара, когда Саша как раз погиб. И ничего, ничегошеньки спасти не удалось. Все сгорело. И Саша сгорел. Погиб в пучине огненной. Все он иконы хотел спасти да книги, утварь драгоценную, а спасти не спас ничего и сам погиб:

Наталья Васильевна всхлипнула, прижала к лицу полотенце и ушла в дом. Мы с Наташей сидели молча, не глядя друг на друга. Небо на закате постепенно остывало и приобретало серо-стальной цвет. И ласточки носились в вышине и тревожно кричали.

Через несколько минут Наталья Васильевна вернулась. Она уже успокоилась. На лице ее играла чуть печальная, но притом умиротворенная улыбка. Она принесла с собой бутылку водки — одну из тех, что прихватил я с собой на всякий случай, и вот пригодилась — и стопки. Села рядом с нами, налила, и мы выпили за помин души раба божьего Александра.

— Так вот, — продолжала Наталья Васильевна, выпив и закусив соленым грибком, — вовсе не ваш Андрюша знал, куда я от вас уехала, а как раз Саша. Он ведь не такой был, как вы, он был серьезный, совсем взрослый мальчик — и не мальчик даже, а юноша, взрослый мужчина, к тому же искренне верующий. И в семинарию он пошел не потому, что так было модно тогда, а потому, что искренне хотел служить Богу. И когда уезжал он в семинарию учиться, пришел ко мне, дал адрес и попросил хоть изредка ему писать: вы, говорит, Наталья Васильевна, всю душу мне перевернули вашими уроками, вы меня подвигли на служение, с вами хочется мне иногда делиться мыслью и чувством, а больше ни с кем, разве что с отцом-матерью, но это совсем другое, они многого не поймут, что мне порой сказать хочется, а вы поймете и если что посоветуете: