Читать «Скворец №17 (рассказы)» онлайн - страница 8

Самуил Ефимович Миримский

— Ты в шахматы играешь?

Сойка покачала головой.

— А в шашки?

Она опустила глаза.

— Что ж ты неграмотная такая…

Сойка вытащила из-под матраца носовой платок, носки и рубашку.

— Это я заберу с собой. Я постираю.

— Не уходи ещё, посиди… Я вот телевизор не смогу посмотреть, а сегодня «Динамо» с «Торпедо» играют… Ты за кого болеешь? А из игроков кого знаешь? Н-да… А я вот Сатикова уважаю. Он из второго состава, а играет классно, только никто не догадается, какой бы из него нападающий был. Тренер там не тянет… Не волокет… Нет!

Сойка сидела, пока он высказывал ей какие-то свои тактические соображения, и упорно смотрела на нейлоновую куртку с пятнышком па рукаве. Она потянулась к куртке, взялась её рассматривать.

— Я попробую вывести…

— Ничего у тебя не выйдет… А впрочем, валяй…

Сойка сложила куртку и встала, чтобы уйти.

— Посиди ещё немного…

— Ну давай тогда хоть покормлю тебя, тебе же трудно самому…

— Мне-то что! Вот Григория Александровича разобрали на части, а потом клепали и сваривали, так он два месяца жил, как чурбан, пил, ел, а ничего не понимал. Не видела его шрамы? У него под лопаткой ямка, прямо кошелек. Это, знаешь, когда с ним случилось? Уже в конце войны, он из танка вылез, чтобы раненого подобрать…

Сойка присела па краешек постели, подбила одеяло и стала терпеливо слушать брата…

ЗОЛОТОЕ КОЛЕЧКО

Когда младших уже пора было укладывать спать, па Федьку налетела воспитательница Клара Сергеевна. Она стала крутить его в разные стороны и ахать.

— А я только и слышу: Шпаликов, Шпаликов! Вырос, говорят, красивый такой, девочки заглядываются на него. Не загордился ли? Дай рассмотреть-то тебя! И вправду. На улице не узнала бы! А курточка на тебе — ай-яй-яй! Прямо-таки жених! Уже и бреешься небось?

Федя улыбался. Им, женщинам, виднее. Может, и вправду красивый, кто его знает. Кончилось тем, что воспитательница упросила Федю уложить малышей и подежурить до отбоя, а сама сбежала домой — семья, детишки, скотина. Сбежала, оставив на Федю малышей, которые только и ждали, когда она уйдет, — тут же налетели на Шпаликова, стали прыгать на него, как на коня, виснуть, обнимать его за ноги, норовя дотянуться до лица, чтобы пощекотаться губами и носом. Федька кряхтел, отдувался, поднимая то одного, то другого, возил их по комнате целой связкой, а потом кукарекающих, лающих и мяукающих сил разносить по кроватям, а они снова вскакивали и снова бросались на него. Редкое это удовольствие для детдомовцев, чтобы тебя на руках снесли и уложили в кровать. Федька Шпаликов, ныне учащийся ПТУ, был для них вроде старшего брата, почти как отец, и не было у него других братьев и сестер, кроме детдомовских. Натискав ребятишек своих, надышавшись их дыханием, он долго ещё сидел у постели Никитки Пучкова, тихого, радостного малыша с щербатыми зубками. Федька помнил его ещё совсем маленьким, когда его только привезли из дошкольного детского дома, сильно жалел его, потому что тот больше других страдал от детской слабости. Прежде чем погасить свет, Федька раздобыл клеенку, подложил её под простынку, и Никитка лежал, лыбясь во весь свой кривозубенький рот, держа за руку Федю. Так и заснул, не отдавая руки.