Читать «Ночной звонок» онлайн - страница 231
Юрий Александрович Голубицкий
— …Мой-то начальником и дома ходит, видишь? Грыземся мы с ним: не хочет, чтобы я в школе работала, ревновать вздумал. А я теперь как неприкаянная, вот и настроение вечно плохое…
Оживились они, только когда вспомнили, как вчетвером — женились почти одновременно на подругах-учительницах — ездили на велосипедах на рыбалку несколько лет подряд, до тех пор, пока не пошли дети.
И сегодня не тянуло как-то ближе к Семенюку. Устроился рядом с Потехиным — и тот откровенно обрадовался, посмотрел благодарно. Очень ему начинал нравиться этот молодой следователь: мягкий, интеллигентный, но и неуступчивый, когда нужно.
Он не знал, что и Семенюк в это время думает о нем. А Семенюку было жаль, что друг молодости так изменился. Ему казалось, что это от жизни в городе и немалой должности Рябикова, от многочисленных забот и хлопот, связанных с ней. У всех на виду. Много дел проходит через Рябикова.
Александр еще в годы работы в Оковецке не выглядел слишком молодо. Лицо его было всегда серьезно — он был из тех людей, кто взрослеет быстро, все легковесно-незрелое уходит из жизни вместе с ранней юностью, чаще всего под влиянием характера, а не только обстоятельств жизни. Уже и тогда резкие морщинки прорезали лоб, начали то ли выцветать, то ли просто тускнеть глаза. И разговор был сдержанный, взвешенный — Александр никогда не бросался словами. Но главное: любой, кто знал его, чувствовал, что в этом человеке идет, может быть, не быстрая, но упорная, постоянная работа. Он что-то взвешивал, решал, временами что-то мучило его, и тогда глаза были почти страдающими. Он и в радостные минуты не становился ликующим или громким: только немного светлело лицо.
А теперь лицо сильно постарело — бледное, с желтизной, как у всех, кто много времени проводит в помещении. Глаза стали слишком уж серьезные, мелькало в них что-то неприятно-испытующее, минутами вспыхивала как будто даже боль. Но то была боль не физическая — наоборот Александр поздоровел, раздался. Говорит, что ходит на тренировки, бегает, плавает в бассейне. Что же мучило его? Когда он, Семенюк, спросил его об этом, — Рябиков ответил неохотно, усмехнувшись:
— Чем дольше живешь, тем яснее видишь, как еще много всякой дряни в мире. И что-то она не исчезает.
— Это тебя и мучит? — с веселой насмешкой сказал он тогда, решив, что товарищ уходит от прямого ответа.
— Знаешь, именно это.
Черт его поймет, шутит, конечно, но как-то неприятно, не по-дружески. И Семенюк затаил обиду — тихую, стараясь ее ничем не выдавать.
И тем не менее рыбалка успокоила и сблизила их опять. Сидели вокруг костра, неспешно ели уху, говорили. Тишина недвижно окружала их. Замер лес. Замерла река. Только вдруг раздавался то там, то здесь мгновенный всплеск: рыба уютно взбивала ночные перины.
2
К Хлыновой пошли с утра. Направились прямо в комбинат бытового обслуживания.
— А она на работу не вышла. Ангелина Павловна сама за ней побежала. Ух, и сердитая! Помещение-то не убрано. Сколько раз мы Хлынову прогнать собирались, да все жалели — детей она учила, как-никак, а накормить-одеть надо было. А теперь прогоним. Нельзя терпеть больше… — говорила им уже вдогонку женщина — работница комбината.