Читать «Конец большого дома» онлайн - страница 6

Григорий Гибивич Ходжер

Баоса прихватил с собой острогу, он никогда не оставлял ее на берегу, слишком ценил. Острогу эту сделал ему в знак дружбы нанайский мастер из стойбища Толгон, которое находится выше по Амуру. Зацепы на пальцах остроги мастер не вырубал зубилом, он знал какой-то старинный нанайский секрет спаивания металла и зацепы приваривал. Ни у кого в Нярги и в близлежащих стойбищах не было подобной беспромашной, цепкой остроги. Старик ценил ее так же, как и ружье. Баоса бережно положил острогу на нижнюю перекладину сушильни. Он никогда в жизни не оставлял ее стоймя, потому что в раннем детстве видел, как острога поймала в грозу молнию и подожгла фанзу.

— Мапа, тебе из амура нарезать талу? Может, из сазана хочешь? — спросила, встретив мужа на пороге, жена.

— Сазан, амур — разве не все равно? Режь быстрее, я со вчерашнего дня ничего не ел.

— Может, пока я режу талу, ты ухи из карасей поешь?

— Не разговаривай много, талу делай!

— Режу, режу! — ответила старушка и втянула голову в плечи, будто ожидая удара. Прожила она всю жизнь понукаемой, беззащитной и привыкла исполнять без лишних слов приказы грозного, крикливого мужа.

Полокто лежал на нарах, положив ногу на ногу, и с наслаждением сосал короткую трубку.

— Ты на нерестилище ездил? — спросил отец.

— Нет. Неинтересно там. За амурами ездил, — ответил Полокто.

— Неинтересно, неинтересно. О желудке надо думать, о себе, о детях. Пока карасей много, надо ловить и сушить. Где Дяпа и Калпе? Куда они делись?

Дяпа и Калпе — холостые сыновья Баосы, обоим им перевалило за двадцать лет.

— Для невода веревку вьют.

— Из какого лыка вьют, вареного или моченого?

— Не знаю, сам только вернулся.

Баоса устал, живот у него стянуло от голода, иначе он тут же выбежал бы к младшим сыновьям. В молодые годы он был скор на ногу, криклив, как ворон, теперь, видимо, старость брала верх, от молодости остался только звенящий голос, а тело отяжелело, некогда пружинистые ноги совсем ослабли.

Старик съел мелко нарезанную с диким луком талу, обглодал два крупных карася, запил молочно-белой, радужно искрившейся бесчисленными кружочками жира ушицей и, вытерев губы ладонью, вышел на улицу.

Дяпа и Калпе вили веревку за амбарами на горячем, сыпучем песке. Баоса еще издали по красноватому с черными крапинками лыку понял, что сыновья вьют веревку из моченого лыка.

В апреле после таяния снегов старик наготовил целую лодку липовой коры, часть он затопил на маленьком озерке, чтобы «сгноить» кору и отделить лыко от коры, другую половину он варил в большом китайском котле и тут же острием дубовой палки отделял лыко. Веревки из вареного лыка получались гораздо прочнее, чем из моченого, а чтобы веревка служила дольше, в нее вплетали нежную мягкую кору молодого тальника, которая сверху прикрывала веревку и сохраняла от воды и солнца.

— Ама, мы кончаем вить веревку, — радостно сообщил самый младший, Калпе.

— Вижу, кончаете. Почему мало тальниковой коры вплетаете?

— Хватит и столько, крепкая будет веревка, — ответил Дяпа.

— Крепкая, крепкая! Откуда знаешь, что крепкая получится? Не успели еще пупы высохнуть, а они уже научились лениться. Вы себя не прокормите, женитесь — жены с голоду подохнут. Смотрите, если на кетовой хоть раз лопнет эта новая веревка, на ее концах повешу обоих.