Читать «Корсар. Наваждение» онлайн

Петр Владимирович Катериничев

Петр Катериничев

Корсар. Наваждение

Вот родословие Адама… Дней Адама по

рождению им Сифа было восемьсот лет, и

родил он сынов и дочерей… Всех же дней

жизни Адамовой было девятьсот тридцать

лет; и он умер… Всех же дней Сифовых

было девятьсот двенадцать лет; и он умер…

Всех же дней Еноса было девятьсот пять

лет; и он умер… Всех же дней жизни Мафусаила

было девятьсот шестьдесят девять лет; и он умер.

Бытие, 5: 1—25

Глава 1

Диме Корсару снилась зима. Вернее, длинное белое пространство, и одинокий путник брел через него по тропке вверх, к огням жилого строения, откуда веяло дымом и теплом… И отчего-то он знал, что там и самовар гудит в жарко натопленной горнице, и огонь весело резвится в печурке, и пахнет травами и медом… И путник шел, преодолевая секущую поземку, неспешно, в такт шагам, повторяя и повторяя невесть откуда берущиеся странные строки…

А потом – снилось какое-то здание в стиле позднего сталинского ампира, и вокруг искрили высоковольтные провода, устилая все пространство огнем, и люди с личинами на лицах, в средневековых длинных домино, указывали на него, Корсара, пальцами… И был запах опят, преющих осенних листьев и стылой, промерзающей по ночам земли… А потом он – заблудился.

Корсар мчал прозрачными осенними перелесками и тосковал – об уходящем лете… Ведь летом, как и юностью, все иное. Беспутные, бездумные дни летят хороводом, длинные, как детство, и теплые, как слезы… И кажется, ты можешь вспомнить их все – до капли дождя, до оттенка травы, до проблеска вечернего луча по струящейся прохладе воды, до трепета ресниц первой возлюбленной, которой и коснуться не смел, до взгляда другой девчонки, той, с которой некогда рассеянно разминулся, чтобы теперь помнить всю жизнь… И когда упадет первая хрусткая изморозь, когда прозрачные паутинки полетят над нежно-зеленой стрельчатой озимью, светящейся переливчатыми огоньками росы, когда небо высветится синим сквозь вытянувшиеся деревца, когда лес вызолотится и запламенеет алым и малиновым, станет ясно, что лето кончилось, что его не будет уже никогда, по крайней мере такого…

И все, что пряталось в тайниках и закоулках души, вдруг проступает неотвязной явью, и ты снова переживаешь несбывшееся и мечтаешь о том, чего никогда не случится, и это будущее вдруг становится истинным в своем совершенстве. И осень – делается строгой. И холодные нити дождей заструятся с оловянного казенного неба, и листья обвиснут линялым тряпьем, и капли будут стынуть на изломах черных сучьев, и земля вдруг запахнет остро, призывно, то ли прошлым снегом, то ли свежеотрытой могилою… И мир становится серым – в ожидании снега…

…Открыв глаза, Корсар некоторое время смотрел на распахнутое настежь окно и удивлялся, почему не мерзнет, и только потом сообразил – сейчас лето. Будильника Корсар не заводил: во-первых, потому, что терпеть их не мог, во-вторых – вставать всегда привык, когда нужно. Но тут – что-то сбилось в отлаженных биоритмах: когда он открыл слегка залипшие веки и взглянул на часы, было двадцать пять одиннадцатого! То, что на презентацию он опаздывает, – не беда: по опыту знал, полчасика, а то и больше уйдет на усушку-утряску организационных моментов. Да и сама презентация была чистой фикцией, желанием издателей; грех было не уступить им в такой просьбе.