Читать «Боже, спаси русских!» онлайн - страница 4

Ольга Владимировна Буткова

Все эти жеманные блоковские сравнения России с женой напоминают картинку из эротического сна – все такое раздетое и заманчивое. Сексуальный потенциал в стихе зашкаливал за астрономические цифры. Даже обидно, что ничего не произойдет. Хотя, если честно, не обидно.

Тематика критических работ при видимом разнообразии очевидно скудна: люблю без оговорок, хотя куда без них; ненавижу, как соседа с верхнего этажа; печалюсь о себе; пусть родина сама меня полюбит. Пафос многих критических штудий традиционен, но с курсивной поправочкой: «Не повезло мне родиться в этой стране». Настроение других критических работ более радикально: «Запад есть Запад. Все остальное – Восток... Во всем, что у меня плохо, виновата Россия, именно в этом корень ее проблем».

Некоторые авторы видят все наши горести в том, что мы так и не стали частью мирового процесса. Да полно, вспомним, как мы стали. Россия 1990-х – нулевых гордилась, что стала частью этого самого мирового экономического процесса, и была настолько одержима судьбой доллара, что достаточно было кому-нибудь на нью-йоркской бирже не вовремя чихнуть, на улицах Костромы или Томска начинали плакать старушки и дети. Видимо, какого-то другого мирового процесса мы стали частью. Но не того, какого надо.

Есть теоретики, которые с рассудочным сочувствием рассуждают о том, как было бы здорово, если бы Россия взглянула на их идеи и приняла их. Сразу. Не раздумывая. Тогда бы возникла чаемая интеллектуальная и духовная совместимость, которая непременно породила бы непринужденность и спокойное удовольствие, испытываемые в присутствии друг друга. Хочется им, чтобы России нравилось смотреть, как они что-то делают: заваривают чай, терзаются немыслимыми мыслями, переворачивают страницы книг, томно потягиваются на диване. Чтобы в этой их дружбе не было и намека на чувство вины. Потому ни один из них не будет считать себя зависимым от другого. Им нравится смотреть на Россию во сне, потому что в первую очередь их дружбу-созерцание скрепляет очень редкое чувство любви, точнее, его отсутствие.

Эта позиция напоминает восьмидесятипятилетнего профессора-игруна, который с трудом находит собственные колени и часто его рука попадает на колено сидящей рядом аспирантки.

Отдельная тема – истории про отечественную историю.

Есть истории, прочитав которые сразу же представляешь автора – этакий сумасшедший ученый из фильма ужасов, долго просидел в одиночке, и теперь ему нужно высказаться. От таких историй исходит порыв нарастающей силы, рядом с ними трудно дышать, как во время грозы, наводнения, пожара, торжественного мероприятия.

Есть и идеи, настолько притянутые-растянутые, что кажутся снятыми с плеча борца сумо. Многие авторы исторических произведений о России на самом деле сказители, несостоявшиеся былинники, обладающие эго размером с трехтомник сказок Афанасьева. В этих концепциях русской истории все как-то нагромождено, весь обеденный стол устлан торжественными цитатами, но приобщиться к пышной трапезе не выйдет, нет даже места, куда девать локти – сплошные торжественности.