Читать «Зарытый в глушь немых годин: Стихотворения 1917-1922 гг.» онлайн - страница 17

«Эта боль – как туго затянутый пояс…»

Эта боль – как туго затянутый пояс – До конца, до последней петли. По пригородам волочащийся поезд, Пустые платформы, плетни… И врезан в тоску, и в вагонную давку, И в небо – далёким крестом Тот вечер, когда о судьбе моей справку Мне выдал адресный стол В залог, что с другою душой неразрывно, Как рельсы, склепают, свинтят Сообщники – Бог, захлебнувшийся в ливнях, И дачный погромщик – Сентябрь. Так надо, так, верно, кому-то угодно – Чтоб день был дождём пропылён, Чтоб лето казалось уже – земноводным Седых, допотопных времён. И плыли назад полустанки и поле, Мосты, огороды в селе, Чтоб кто-то – разбужен вагонным контролем – В агонии шарил билет. Ищите! Ведь это душа моя – биться По стёклам, по лавкам устав, Сдалась и с обратным билетом сонливца Вскочила на встречный состав. Вечер слезится в окне запотелом, Вместе со мною роняя слова, Захлёбываясь падежами: С вами, о вас, к вам. Нечего делать – Подъезжаем. Москва.

1921, Пушкино – Москва

«Крадучись дремотою тихою…»

Б. Пастернаку

Крадучись дремотой тихою, Ночь звенит, растет и пухнет, Оттого, что мерно тикают За стеной часы на кухне. Тише! Слышишь? – дышат. – Кто теперь Кроме нас с тобою? – Полно! – Это просто шепчет оттепель, Это просто дышит полночь. Это Жизнь твоя, как пленница, Спутав всех – чужих и присных, Рвется со страниц и пенится И течет из Песен в письмах. Что сказал ты, что замалчивал – Словно век мы с ним дружили. Ведь твоя Сестра мне – мачеха, Разве мы совсем чужие? Вдохновенье. — Буря, Иматра Рвали ворот, как ошейник, Но зато каким сантиметром Вымерить опустошенье? И каких друзей но отчеству Звать: «Спасите! Будьте добры!» Вся земля, в груди ворочаясь, Рвется вон, ломает ребра. Так всегда. И как же иначе? Счастье пусть других покоит. – Если Бог мой в муках вынянчен, Разве мучиться не стоит? …Черной, клейкою мастикою Липнет ночь. Сознанье тухнет Оттого, что мерно тикают За стеной часы на кухне. Спи. А там рассвет завозится В груде блюдец и тарелок. Спи. – Тебе ль считать, заботиться, Что горит и что сгорело?!

1921

«Скажи, наконец, до каких это пор мы…»

Юле

Скажи, наконец, до каких это пор мы Всё будем прощаться и письма писать, Пугаться покоя затихшей платформы, Покорной, готовой к разлукам опять? Рассыпавшись медью надтреснутой, третий Проплыл по путям – и ничем не помочь! Твой дрогнувший поезд сегодня же встретит В лесах за Каширой залёгшая ночь. Забудешь? Попробуй! В разлуке печальной До встречи – попробуй – дыханием сдуй Отравленный горечью гари вокзальной Последний, не знавший конца поцелуй.

1922